Дикарем в Африку!
Шрифт:
В Масоале водятся самые красивые из лемуров: оранжево-бело-черные сифаки и лемуры вари. Это самые яркоокрашенные млекопитающие в мире. Вари тут два подвида, разделенных небольшой лесной речкой. На южном берегу живут черно-белые вари, а на северном — трехцветные, которые словно одеты в красные безрукавки. Издали стремительно мчащаяся по кронам деревьев стая вари напоминает верховой пожар.
По ночам лес наполняется посвистами сов, треском козодоев, щелканьем гекконов, бульканьем гигантских «томатных лягушек», песнями бесчисленных сверчков, жутковатыми криками лемуров и какими-то причудливыми хлопками. Установить источник хлопков мне долго не удается, пока кто-то из местных не объясняет, что это голоса
После долгих шатаний с фонариками мы отыскиваем самое фантастическое из местных чудес — лемура-руконожку, нечто вроде огромной лохматой белки с шерстью ирландского дога, глазами филина, ушами летучей мыши и зубами бобра. Пальцы на руках тонкие и длинные, а указательный вообще напоминает удочку. Руконожки очень шустрые и подвижные — как им удается не сломать пальцы, прыгая с ветки на ветку, не представляю. На Мадагаскаре они занимают экологическую нишу дятлов: выстукивают когтем указательного пальца бревна и сухие деревья, прогрызают дырки в древесине и тем же пальцем извлекают оттуда личинок жуков. На окраинах деревень они питаются мякотью кокосов. Увидеть их очень трудно: во многих заповедниках об их присутствии известно только по многочисленным круглым дырочкам в стволах деревьев. Английское название руконожки — «ай-ай» — происходит от удивленных возгласов местных жителей, впервые увидевших неизвестного им зверя в руках зоологов.
В этот заповедник добираются только люди, всерьез интересующиеся биологией. Секс-туристов тут не бывает. Поэтому мое появление в деревнях никого не удивляет, а вот Мари обязательно обступает толпа местных женщин и начинает о чем-то расспрашивать. Переводить эти разговоры она мне отказывается. По-моему, она им врет с три короба, потому что они прямо-таки зеленеют от зависти. Стоит мне после этого появиться на улице, и следом мгновенно увязывается стайка девушек, жаждущих моего внимания. В одной деревне пришлось обзавестись пальмовым листом, чтобы их отгонять — точь-в-точь как профессору Челленджеру из «Затерянного мира».
Мари такое внимание ко мне со стороны сельской молодежи почему-то совершенно выводит из себя. Мне периодически приходится буквально уносить ее в сторону, чтобы не затевала драки. Можно подумать, это я у нее в собственности.
В одной из деревень нам удается поймать попутную моторку вокруг полуострова, в поселок, откуда есть дорога дальше на север. До города Сумбава ехать несколько часов. Эта часть страны известна под названием «Ванильный берег» — тут выращивают треть мирового урожая ванили. Как обычно, на выезде из каждой деревни стоят по два КПП: вояки и менты. Они долго проверяют документы водителя, цепляясь к разным мелочам, но «не замечая» при этом, что в четырехместную quatrelle втиснуто десять человек. У меня они обычно спрашивают паспорт и долго, шевеля губами, изучают украшенный пингвином штамп Южной Георгии. Зачем Мадагаскару армия и почему нищий народ должен кормить такую ораву паразитов, не знаю.
Мы направляемся к виднеющимся на горизонте скалистым вершинам. Это горы Мароджеджи в одноименном национальном парке. В конторе все, от директора до охранника, говорят на отличном английском: тут уже несколько лет живет учитель-американец. Мы договариваемся с гидом, оставляем у него дома лишние вещи и шагаем к горам. Заблудиться тут негде, но мне хотелось, чтобы кто-то рассказал Мари о специфике работы. Тропинка долго вьется по рисовым полям и посадкам ванили, потом ныряет под полог леса и быстро становится крутой, грязной и скользкой.
Мы поднимаемся вдоль речки — точнее, бесконечного каскада водопадов. Заводи между водопадами населены чудовищных размеров угрями. Неожиданно выскочив из-за поворота, иногда удается увидеть на тропе лесного ибиса, странную бурую птицу с длинным хохлом. Они очень осторожные: мгновенно взмахивают белыми крыльями, словно внезапно раскрывшийся цветок, и с шумом улетают. Там, где почва песчаная, попадаются самки хамелеонов. Предусмотрительно сменив окраску на коричневую, они спускаются на землю, чтобы выкопать ямку и отложить туда пяток блестящих белых яиц.
По пути к вершине есть четыре кемпинга — ровных площадок у реки с деревянными навесами. Перепад высоты между ними такой, что растительность совершенно разная, и животные тоже. Начиная со второго кемпинга, нам встречаются белоснежные шелковые сифаки, стайки синих голубей и поразительно красивые птички-филепитты.
Птицы Мадагаскара — не менее красочный пример островной эволюции, чем знаменитые галапагосские вьюрки. Некоторые попали сюда недавно и пока мало отличаются от родственников в Африке или Азии. Другие уже изменились настолько, что сразу и не узнать. Самые, пожалуй, интересные — ванги. Они, видимо, происходят от какой-то африканской пташки типа сорокопута, добравшейся сюда очень давно. В то время большинство экологических ниш на острове еще пустовало, поэтому потомки удачливой птички превратились в два десятка видов, совершенно непохожих друг на друга. Один напоминает поползня, другой — синицу, третий — скворца, четвертый — тукана и так далее, а некоторых и сравнить не с кем.
Кроме нас троих, в парке нет ни одного человека. Предыдущие посетители уехали три недели назад. По словам гида, однако, в разгар сезона тут бывает столько народу, что негде палатку поставить.
Туристический сезон в парках Мадагаскара определяется каникулами во французских университетах: июль-август и декабрь. Самое неудачное время. В июле-августе тут холодно и половина фауны в спячке, а с ноября по март сезон дождей. Лучше всего приезжать на остров в октябре, когда в сухих лесах полно цветов, а у лемуров маленькие детеныши. Сейчас июнь, и многих мелких зверей найти все труднее. Карликовые лемуры, например, вот-вот попрячутся по дуплам: хвосты у них стали втрое толще от запасенного на зиму жира.
Ночью в опавшей листве копошатся обыкновенные тенреки. Они похожи на ежей, но иголки у них очень длинные и забавно взлохмаченные. По лесу они бродят большими семьями: у самки может быть до двадцати детенышей. Если их осветить фонариком, они убегают короткими прыжками. В реке водится редкий водяной тенрек, но он такой пугливый, что и не разглядишь толком.
Выше четвертого кемпинга нам подняться не удается — уж очень развезло от дождя тропинку. Подъем к тому времени стал почти вертикальным. Не идешь, а карабкаешься, держась за ветки. Утром мы спускаемся к подножию горы с большим трудом, а последний километр до дороги бедняжку Мари приходится нести на плече. Ничего, своя ноша не тянет. Серьезно, носить девушек на плечах гораздо легче, чем кажется — попробуйте как-нибудь.
Наутро выясняется, что она запомнила названия почти всех виденных нами животных на четырех языках. Поразительно, какая у девчонки голова светлая.
Мы уже на самом северо-востоке острова. Дальше на север дороги нет, но есть разбитая грунтовка на западное побережье. Нам снова везет: удается поймать редкое в этих краях такси. Ехать приходится почти сутки. За это время я проникаюсь к «пежо-4» глубоким уважением. Машинка лихо скачет по россыпям камней, промоинам и песчаным наносам. Выталкивать ее вручную приходится всего раз пять-шесть. Чем-то она напоминает мне мою первую машину, незабвенную «Оку». Уже за полночь, по очереди с владельцем садясь за руль, мы добираемся до асфальта и к рассвету прибываем в Диего-Суарес, самый северный город в стране. По пути замечаем на обочине пару совершенно разбитых джипов — единственная виденная мной на Мадагаскаре авария. Удивительно, если учесть местную манеру вождения и качество дорог.