Дикари Гора
Шрифт:
— Я, тоже, варварка, Господин, — призналась она. — Я — Эвелин.
На ней был надет чёрный обтягивающий топ без бретелек и короткую, черную же, шелковую юбку с оборками, украшенную красной вышивкой и усиленную кринолином. Чёрная лента туго обхватывала горло Эвелин под её ошейником. Красная лента, соответствующая художественному оформлению юбки, стягивала её волосы. На ней не было чулков или обуви. На Горе подобная одежда для рабынь не принята. Её костюм, как и тот, что был на Джинджер, короткое украшенное бисером, свободное платье с бахромой, сшитое из тёмной кожи, с украшенным бусами
Я задавался вопросом, какому же мужчине не будет хотеться развязать или сорвать этот топик, обнажить скрытые под ним сокровища, чтобы схватить их своими руками.
— Не обращайте на неё своего внимания, Господин, — страстно шептала Джинджер. — Пойдёмте лучше со мной в таверну Рэндолфа.
— Нет, со мной, в таверну Рассела, — соблазняла меня Эвелин.
— Как мне кажется, Вы обе прокрались сюда без разрешения, — заметил я. Мне казалось сильно сомнительным, что Рам, который Сэйбар будет рад девушкам, пристающим покупателям в его павильоне, особенно во время торгов.
— Худшее, что может случиться, — это то, что нас плетью выгонят из зала, — махнула рукой Эвелин.
— Да но хлещут они по икрам, — напомнила Джинджер. — Это больно.
— Да, — согласилась Эвелин, вздрогнув. Я заключил, что они обе были не раз, выгнаны отсюда подобным образом разгневанными надсмотрщиками.
— Отпустите меня! — умоляла девушка, вися, перед толпой.
— Нет, — прокричала она, — нет!
Пояс, поддерживавший платье, был разорван, и повис в задней петельке, болтаясь у её ягодиц.
— Нет, — кричала она. — Нет! Не-е-е-ет!
Но нож аукциониста, медленно, одну за другой срезал пуговицы с длинного, переднего запаха её платья.
— Что Вам от меня нужно? — спрашивала она, рыдая от страха. — Что Вы делаете? — взвизгнула она, когда последняя пуговица была срезана. — Что Вы собираетесь со мной сделать? Что Вы делаете со мной? — вопрошала девушка. А тем временем края её платья были уже распахнуты и отдёрнуты назад.
— Я не думаю, что она симпатична, — сказала Джинджер.
— Мне тоже так не кажется, — поддержала её Эвелин. — Ты даже можешь быть посимпатичнее, чем она.
— Я красивая, — возмутилась Джинджер. — Это — Ты, можешь быть посимпатичнее, чем она, моя голодная до мужиков маленькая рабыня.
— Голодная до мужиков? — переспросила Эвелин. — Я слышала, что Ты грызёшь свои цепи, что Ты умаляешь, чтобы Тебя выпустили ночью к мужчинам.
— Ни для кого не секрет в Кайилиауке, — ответила Джинджер, — что Ты по ночам ногтями царапаешь пол в своей конуре!
— А что я могу сделать с этим, если мужчины разожгли моё рабство, — сказала Эвелин, со слезами в её глазах.
— Они, разожгли и моё рабство, — прошептала Джинджер, и, помолчав, добавила — причём полностью.
— Зато
— Нет, не Ты, — не согласилась с ней Джинджер.
— Всем в Кайилиауке известно, что как рабыня я лучше Тебя, — стояла на своём Эвелин.
— Я — лучшая рабыня, — гордо заявила Джинджер, и добавила, — похотливая рабыня-шлюха!
— Нет, это я лучшая самая похотливая и лучшая рабыня в городе, — злобно прошипела Эвелин.
— А ну тихо, развратные Рабыни, — прикрикнул я.
— Да, Господин, — отозвалась Джинджер, сразу замолкая.
— Да, Господин, — эхом повторила за ней Эвелин.
Под платьем девушка носила белую шёлковую комбинацию, длиной до колен.
Платье, тем временем было срезано и сорвано. После чего полетело в огонь, следом за туфлями и фальшивым жемчугом.
Я увидел, что комбинация держалась на тоненьких бретельках. Они были разорваны, и затем, аукционист зашёл девушке за спины и, разорвав комбинацию на две половины, сдёрнул с тела пленницы. Последнее, что прикрывало тело жертвы от глаз мужчин, было удалено. Над левым коленом стала видна тонкая разноцветная лента-подвязка. Это заинтересовало меня, полагаю, что у этой девочки может быть высокий рабский потенциал. Эта лента, возбуждающая и прекрасно подчёркивающая красоту икры и её бедра, конечно, была сорвана аукционистом к радости возбуждённой аудитории.
Мне было интересно, почему эти две девушки из разных таверн, Джинджер и Эвелин, искали моего внимания. Ведь очевидно, что в Кайилиауке мужчин хватало. Действительно, в это время, вечером, мне не верилось, что их таверны пустуют. Следовало ожидать, что их должны бы были использовать по прямому назначению, чтобы зарабатывать деньги для их владельцев. В данный момент они должны быть прикованы цепью, в их альковах, и доставлять неземное наслаждение посетителям таверн. Но пока, я выкинул этот вопрос из головы.
— Нет, — умоляла подвешенная перед нами девушка, — пожалуйста, не делайте этого!
Комбинация, сорванная с тела молодой женщины, полетела в огонь.
— Тарск серебром, — послышалось первое предложение цены.
— Превосходно, — отозвался аукциониста.
Это показалось мне необычно высоким предложением за сырую, недрессированную, рабыню варварку, особенно, как предложение открытия. С другой стороны, я отметил, что девушки, похоже, уже принесли высокий доход. Несколько девушек ушли с боковых прилавков, по ценам, от тридцати до пятидесяти медных тарсков.
На многих других рынках эти девушки, в их текущем состоянии варварства и невежества, скорее всего не принесли больше, чем всего семь — восемь медяшек за штуку. Эти цены, конечно, зависели от спроса и предложения на рынке, а так же от времени года. В Кайилиауке хватает богатых людей, заработавших на торговле кожей и рогами и разведении кайил. Кроме того, так близко к границе, всего лишь в нескольких пасангах от Иханке, и вдали от обычных мест захвата рабынь и постоянных маршрутов их транспортировки, рабынь, особенно таких красивых, не так чтобы в изобилии. Соответственно мужчины, приехавшие из окрестностей, готовы заплатить много, чтобы иметь одну из них в своих объятиях.