Дикари Ойкумены.Трилогия
Шрифт:
* * *
– Курсант Катилина для прохождения вакцинации прибыл!
– Вольно, курсант.
– Разрешите сесть в кресло?
– Садитесь. Не сюда, в четвертое.
– Слушаюсь!
– Что говорят наши показатели? Недурно, курсант. Очень даже недурно.
– Рад стараться!
– Приступим…
Шок, подумал доктор. Да, натуральный шок. Иными словами трудно было назвать состояние доктора Туллия, когда Гней Луций Катилина впервые возник на пороге медкабинета в коллантцентре. Поначалу Туллий не узнал парня. Сказать, что курсант – теперь снова курсант! – Катилина сильно изменился, значит, ничего не сказать. Нагловатую ухмылку,
Сидеть парню на игле до конца дней.
– Желаете приобрести тузика? Для стабилизации энергоресурса? – осторожно, стараясь не обидеть, поинтересовался доктор, облепив Катилину датчиками для первичного обследования.
– Никак нет!
– Хотите стать коллантарием?
– Так точно, господин оберманипулярий!
– Давайте без чинов. Обращение «доктор» меня вполне устроит.
– Так точно, господин оберманипулярий!
Он на войне, понял Туллий. Он на войне весь этот год. С момента дуэли и по сей день Катилина ведет войну не на жизнь, а на смерть. В прямом смысле слова: за свою жизнь против смерти, которой не пожелаешь и врагу. Коллантцентр – его последняя надежда, шанс на победу.
Единственная возможность для помпилианца лишиться рабов и остаться при этом в живых – войти в состав колланта.
Курс «солдатчины» Катилина прошел в училище. Ему уже начали колоть «офицерку», он получил навык работы с корсетом . Теоретически сервостиламин совместим с офицерскими инъекциями. На практике… На практике никто этого не проверял.
Что ж, доктор Туллий, вам опять выпал жребий первопроходца.
Сегодня у Катилины была последняя инъекция экспресскурса. Если все пройдет гладко, через пять дней – тест на коллантсовместимость.
– Как ваше самочувствие? Что вы видите?
– Самочувствие нормальное.
Катилина скрипнул зубами. Взял паузу, выравнивая сбившееся дыхание, и доложил:
– Я держу строй.
Эпилог
«В манеже шамберьер играет ту же роль, что в оркестре – палочка дирижера. Бич есть бич, от слова «бить», но в конноакробатических номерах наказание исполняет служебную функцию. Удар – условный сигнал, по которому группы животных запоминают сложные фигурные переходы или перемены в темпе. Как только лошадь теряет темп, шталмейстер исправляет ошибку, тушируя животное концом шамберьера. Иначе акробат, который выступает, стоя на лошади, и лишен средств воздействия на нее, утратит сосредоточенность на трюке – и может поплатиться здоровьем, а то и самой жизнью…»
Эту консультацию я брал у Луция Тумидуса, известного клоуна, в прошлом – опытного наездника, звезды цирка. Мой консультант готовился отметить семьдесят пятый день рождения, будучи вполне бодр духом и телом. Я предупредил его, что пишу монографию не о цирковом искусстве, а о специфике корсетных
служебных взаимоотношений в армии Великой Помпилии. Господин
Адольф Штильнер, доктор теоретической космобестиологии
Валерия непреклонна:
– Рожать будем здесь, на Октуберане.
– Будем, – счастливо поддакивает Изэль. – Здесь.
Она уже вовсю болтает на унилингве и коекак – на помпилианском. Но в случаях, когда эмоции захлестывают – эта беда частенько случается с госпожой КитлалиТумидус – Изэль ограничивается краткими репликами, компенсируя односложность мимикой и жестами.
– Родильный дворец № 1, – Валерия ставит точку. – Управление здравоохранения Нумского ЮгоВосточного админокруга. Там я рожала твоего оболтуса. Лучше не придумаешь.
– Дорого, – вздыхает Изэль.
Она скуповата. Ей все время кажется, что комфорт введет семью в долги. Изэль до сих пор путается, планируя бюджет. Она уверена, что Марк обманывает, когда говорит, что еще и откладывает на депозит. Ну конечно, обманывает. Не хочет волновать беременную жену. Живот Изэли очень заметен, торчит огурцом. Дома такая примета говорила, что носишь мальчика. Но врачи сказали: девочка. Изэль верит здешним врачам, хотя изредка, в минуты слабости, склонна доверять приметам.
– Ерунда, – безапелляционность Валерии сродни властности командира. Юлий утверждает, что воинский чин получил он, а все, что к чину прилагается, досталось супруге. – Это мы можем себе позволить. Рожаем в первом дворце, и хватит об этом.
– Рожаем, – соглашается Изэль.
Ей нравится множественное число. Оно успокаивает, как если бы Валерия и вправду собралась отдаться акушерам вместе с невесткой, разделив роды на двоих. Вдвоем легче. Матерь Омесиуатль! Втроем еще легче, потому что есть Марк. Вчетвером – в Луция, старого клоуна, Изэль влюблена по уши. Вшестером – свекра, а в особенности его старшего брата, Изэль побаивается, но знает, что лучших тылов не придумать. Всемером: Пак – это отдельная история, которую без смеха не расскажешь…
Если она и плачет ночами, то старается, чтобы Марк не услышал, и вообще все это глупости. У беременных нервы – тряпочки. Дождь с утра, и глаза на мокром месте. Когда Марк предлагал ей просмотр свежих записей с Острова Цапель, желая успокоить, доказать, что жизнь на родине наладилась – Изэль отказывалась, вплоть до ссоры с мужем. Надо принимать обстоятельства такими, какие они есть: нет надежды, нет и разочарования. В конце концов, если посмотреть вокруг трезвым взглядом, это в некоторой степени честный плен, это почти эйфория, а то, что нет солнца, так не все же сразу.
– Рожаем здесь.
– Ага, здесь.
Диалог, содержательный как сама жизнь, мог бы длиться вечно, когда б не две помехи, ближняя и дальняя. Дальней была физиология: сколько ни носи, однажды станешь мамой. Ближней был Пак:
– Кыш! Брысь! Никаких женщин!
Изэль ни капельки не боится Пака. А уж Валерия – так точно. Вооружившись упреками и осознанием собственной правоты, свекровь накидывается на карлика: чего орешь, еще испугаешь, не видишь, мы с пузом, мужичьё тупое… Изэль ищет паузу, вклинивается, смягчая конфликт: да, подошли, не заметили, да, казан не любит женщин. Никто не любит женщин, уточняет Валерия. Раздва, и в бега, на работу, на войну, в командировку, а мы страдай и мой посуду.