Дикая Африка
Шрифт:
Велев всем присутствующим сесть на землю, мы спросили, где Катетамбинга, и к нам тут же приблизились... два маленьких, до смешного похожих друг на друга старичка. Это и был вождь со своим братом – они сообща управляли деревней. Престарелые близнецы приветствовали нас по сложному ритуалу ва'лунда, включающему многочисленные поклоны, хлопки в ладоши и почтительные возгласы. Беседа шла на языке Мамбунда при помощи моего второго оруженосца Тома. Прежде всего надо было показать, что настроены мы решительно и шутки с нами плохи; поэтому мы велели привести человека, схватившегося за винтовку, и объявили, что каждый, кто осмелится поднять руку на европейца или его слугу, подвергнется строжайшему наказанию. Однако на первый раз,
Затем мы обратились к вождю и произнесли речь, в которой всячески подчеркивали дружественный и мирный характер нашей экспедиции. Все, что нам требуется – это возможность охотиться на их земле. Мы ничем не торгуем; все услуги и вся провизия, которые ва'лунда предложат нам, будут щедро оплачиваться. Особая премия ждет тех, кто сообщит о слонах. Кроме того, мы обеспечим защиту всем жителям в случае появления работорговцев.
В ответной речи Катетамбинга обещал нам помощь и поддержку, выразив готовность не только снабдить нас провиантом, но даже угостить некоторыми деликатесами – медом и медовым пивом.
Язык ва'лунда очень своеобразен. Хотя его относят к группе банту, он совсем не похож на них по звучанию. Обилие щелкающих согласных напомнило мне язык бушменов Калахари.
Мы были очень довольны достигнутым результатом, но впоследствии выяснилось, что Катетамбинга питал к нам далеко не столь нежные чувства, как желал показать. Впрочем, обещанные продукты, мед и пиво для каравана мы получили без проволочек.
Кстати, о пиве: оно приготовляется из меда и воды с добавлением каких-то ягод. Перебродив, напиток приобретает кисловатый вкус и легкие опьяняющие свойства. Мне оно не понравилось, но Хэмминг и Райт, попробовав, нашли его вполне достойной заменой европейскому пиву и осушили по целому калебасу. Через пару часов они уже горько каялись в своей невоздержанности, и я еще долго поддразнивал Хэмминга, напоминая ему о славной попойке у ва'лунда.
В этой деревне мы впервые встретились с культом животного: у границы леса находилось скульптурное изображение огромной змеи, очень реалистично вылепленной из глины. Возле ее головы стояла деревянная миска – туда клали торжественную пищу для идола. Вождь объяснил мне, что эта змея охраняет жителей деревни от другой, живой, гигантской ядовитой змеи, обитающей в окрестностях. Я поинтересовался, чем они кормят свое пресмыкающееся божество, и услышал в ответ: «О, она ест все, что ей дают, любые объедки.»
Мы пробовали узнать что-нибудь о таинственном «Чама Кунгулу», но ва'лунда или действительно ничего не слыхали о нем, или предпочитали помалкивать. Вероятно, Ктетамбинга надеялся, что Ларсена уже нет в живых.
Жители деревни держали коз, и на ночь все стадо запиралось в общем крытом загоне; я обратил внимание на основательную постройку этого сооружения – оно выглядело крепче, чем хижины. Вместо двери служила загородка из толстых кольев, скорее даже бревен, весом около тридцати фунтов каждое. На ночь они вставлялись в специальные пазы в стенах загона, а утром поочередно вынимались, и коз гнали на пастбище. Мне объяснили, что такая конструкция нужна для защиты от леопардов и львов – когда есть дверь, хищнику часто удается вонзить в нее когти, просунув лапу возле косяка. Один могучий рывок, и дверь сорвана. А вытащить или выломать бревна звери не могут, и козы остаются в целости.
В лесу неподалеку от деревни я увидел самое настоящее кладбище – многочисленные могилы, обнесенные высокими загородками. Земляные холмики были отмечены белыми флажками. Игрушечные «хижины покойных», куда ставится еда для умиротворения духов, имели размеры большие, чем это принято у вакагонде; их украшали какие-то магические рисунки, смысл которых остался мне неизвестен. Как и многие
Вечером мы сидели у огня в самом радужном настроении – было наконец получено достоверное известие о слонах. Достигнутые нами дипломатические успехи казались надежными, любезность Катетамбинги не иссякала, и мы легли спать в твердой уверенности, что все трудности остались позади.
Наутро нам выделили двух проводников – им предстояло провести караван к селению Чипавы, верховного вождя племени. Пройдя шестнадцать километров вдоль берега, мы повернули к водоразделу между бассейнами Манинги и Макондо. По мере удаления от реки ландшафт менялся – светлый лес акаций перешел в густые джунгли, и носильщики с трудом прокладывали себе дорогу; тропу то и дело перекрывали склонившиеся ветви, переплетенные лианами. К вечеру мы неожиданно натолкнулись на опустевшую деревню. Причина ухода жителей скоро разъяснилась: в центре между хижинами стоял украшенный затейливой резьбой деревянный гроб – здесь умер старейшина или индуна, и все население по обычаю перешло жить в другое место.
Было уже поздно, и поскольку рядом с деревней протекал ручей, мы остановились лагерем. Этот ночлег, как и последующие, оказался весьма беспокойным.
Началось с того, что наши люди, пошарив на заброшенном поле, принесли целый ворох маниоки. Подсушив корни перед огнем, они добавили их к своему вечернему рациону, и последствия не заставили себя долго ждать. То ли сказалось несоблюдение обычной процедуры обработки, то ли просто ворованное не пошло впрок, но вскоре у всех начались жестокие колики, и лагерь превратился в подобие больничной палаты во время эпидемии холеры. Хэмминг действовал со своей обычной решимостью: достав бутылку кротонового масла, он щедро наделил им всех страждущих. Это лишь усугубило положение: носильщики, до тех пор только жалобно стонавшие, теперь уже вопили благим матом. Но в конце концов снадобье подействовало, и они исчезли в ближайших кустах. Кротоновое масло – очень сильная штука.
Около полуночи снова поднялась суматоха. На этот раз причина была в проводниках – оба они ухитрились сбежать, хотя и легли спать между нашими боями. Мы сделали надлежащие выводы о том, каких событий следует ожидать в недалеком будущем, велели разложить новые костры и выставили часовых. Остаток ночи прошел спокойно.
Утром было решено перевести караван на военное положение: людям раздали запасные винтовки. Затем мы тронулись вдоль ручья.
Через два километра лес стал редеть, постепенно переходя в широкую луговину. Скоро стали попадаться маниоковые поля – верный признак близости селения. И действительно, вдали, на другом берегу ручья, виднелся высокий частокол, за которым поднимались крыши хижин.
Теперь уже мы шли не в одиночестве. В бинокль можно было заметить, что на краю леса то и дело показываются черные фигуры, вооруженные ружьями, и число их все время возрастало. Мы решили пока не обращать внимания на возможных противников и начали переправу через ручей. Берега были заболочены, и в течение получаса мы являли собой идеальный объект для нападения, так как находились на совершенно открытой местности и были по колено в воде. Сложив грузы на землю, мы направились к ограде.
Ворота были заперты. Когда мы приблизились, со стороны леса раздалось несколько выстрелов, и затем наступила тишина – она казалась угрожающей и заметно действовала на нервы; каждую секунду мы ожидали залпа. Я приказал взломать засов, и против ожидания нам никто не препятствовал. Войдя в деревню, мы увидели ва'лунда – люди молча стояли и сидели возле хижин, глядя на пришельцев без особой враждебности. Их ружья висели на стенах.