Дикая энергия. Лана
Шрифт:
Натыкаюсь на испуганных музыкантов, тех самых, чьи мертвые мелодии развлекали гостей на сегодняшнем празднике. Музыканты забились в угол и не пытаются сопротивляться. Велю парню с барабаном идти со мной. Он страшно трусит, но под дулом разрядника не решается спорить.
Потом я вдруг узнаю это место. Здесь Стефан-Ловец провожал нас, оболваненных, в счастливую новую жизнь. На Завод. На стене сохранился рекламный плакат: «Агентство „Загорье“ — реальное счастье уже завтра. Хорошая работа за горами и десять энергопакетов в неделю». Здесь же яркая картинка: девушка с юношей, обнявшись, ступают на подножку вагона канатной дороги…
Перевожу рычажок разрядника на минимум и стреляю в спину пленному охраннику. Он теряет сознание и падает без единого звука. Парень с барабаном кричит, как заяц.
Отбираю у барабанщика инструмент и велю убираться подобру-поздорову. Парень исчезает, как роса.
Дальше иду очень тихо. Вслушиваюсь. Как я и думала, ритм-таран на площади оттянул на себя почти все полицейские силы. Может быть, отправку топлива задержали? Или, наоборот, решили отправить раньше?!
Я ускоряю шаг. Они же все здесь зависят от бесперебойной работы Завода. Не отправить вовремя топливо — значит потерять должность, а может, и голову…
Я слышу голоса. Прижимаюсь к стене. В дверном проеме — тени; один из голосов принадлежит Стефану-Ловцу.
— Они не проснутся до завтрашнего утра. Просто проследи, чтобы они не задохнулись собственными соплями… И перед разгрузкой выйди на связь с ним, объясни ситуацию.
— Вы мне гарантируете мои пакеты? — дребезжащим голоском спрашивает женщина. — Завтра мне надо пять…
— Гарантия бывает только на кладбище, — говорит Стефан, и я слышу, как он усмехается. — Это очень ценный груз, чрезвычайно ценный, повышенной энергоемкости. Если ты справишься, можешь рассчитывать и на шесть.
— Я справлюсь!
— Не думаю, — говорю я и останавливаюсь в дверном проеме.
Передо мной — посадочная станция. Я отлично ее помню. Здесь нам выдавали пайки на дорогу и матрасы, чтобы спать. В полной готовности стоит вагон канатки, тот самый, на котором ехала я. У двери в кабину — Стефан и щуплая женщина-погонщик в сером поношенном платье.
Расстояние между нами — всего несколько шагов. Рычажки обоих разрядников повернуты на максимум. Я не смогу промахнуться, даже если захочу. И Стефан это понимает.
— Здравствуй, Лана, — говорит он ровно, чуть прищурившись. — Я знал, что ты придешь.
И в этот момент я чувствую ледяное дыхание в затылок. Дыхание смерти.
Не мысль, не предчувствие, даже не интуиция — чутье дикого зверя заставляет метнуться в сторону, и страшный удар, который должен был раскроить мне череп, проходит вскользь. И все равно я падаю, почти теряя сознание.
— Прыткая стерва, — говорит Стефан. — Добей ее.
Я перекатываюсь, и приклад разрядника выбивает искры в том месте, где только что была моя голова. Перекатываюсь еще раз: мой противник не дает себе труда сменить ритм.
— Пуск машина! — кричит Стефан, и я слышу скрип каретки на крыше вагона. — Да пристрели ты ее наконец!
Снова холод в затылке. Я тянусь к одному разряднику — Стефан пытается наступить мне на руку, но я, обманув его, подхватываю с пола другой. Стреляю почти вслепую — с пола, вверх. И одновременно стреляет мой убийца. Наверное, прежде никому в голову не приходило выстрелить из двух разрядников — одновременно — друг другу в упор. Белые разряды сталкиваются. Гремит взрыв. Моего противника отшвыривает далеко назад и прикладывает о стену. Стефана взрывной волной сбивает с ног. Меня осыпает горячими искрами и волочит спиной по бетону, но сознания я не теряю и с ритма не сбиваюсь.
Вагон уже отходит от платформы; еще раз перекатившись, вскакиваю на ноги. Подхватываю упавший барабан и, прихватив разрядник, перепрыгиваю на подножку.
Женщина-погонщица смотрит на меня. Губы трясутся.
— Выходи, — говорю я. — Пристрелю.
Она выскакивает на платформу в последний момент. Мои враги тяжело ворочаются, приходя в себя. Вагон отъезжает, платформа затягивается туманом. Я стою, подняв разрядник, на случай, если кто-то захочет выстрелить мне вслед…
Вижу, как Стефан с трудом поднимается. Издевательски машет мне рукой.
Они все здесь. Лежат, завернутые в матрасы, как в коконы. Лица желтые. Мне становится страшно.
— Алекс, просыпайся!
Никакой реакции. Глаза закатились под лоб.
— Мавр! Маврикий-Стах!
Он спит. Спит Перепелка, спят мальчик и девочка. Спит Лешка, запрокинув большую круглую голову. Спит Лифтер.
Перебираюсь в кабину, но там, конечно, нет никаких рычагов, никакой возможности управлять вагоном. Через люк в потолке выбираюсь на крышу. Город ползет назад. Над крышами раскатывается грохот. Я почти вижу, как вооруженная ритмом колонна наконец-то налетает — лоб в лоб — на вооруженных щитами и дубинками полицейских…
Тянется железный трос. Вертятся колеса в каретке. Хоть бы никого не убили, думаю я, глядя на удаляющийся город. Хоть бы никого не оштрафовали сегодня ночью. «Пощади их», — сказал Хозяин Завода. Разве он, мотор и сердце колоссальной фабрики-бойни, имеет право говорить о пощаде?!
Мне надо верить в Римуса. Верить, что все будет хорошо.
Вагончик катит, облепленный туманом, как ватой. Катит на Завод. При мысли об этом меня начинает тошнить — от ужаса. Требуется огромное усилие воли, чтобы взять себя в руки. Я тяжело спрыгиваю в люк.
Все повторяется. Дежа вю, как сказал бы Алекс. Я в вагоне, несущем меня к Заводу, вокруг спящие люди, и я не знаю, не знаю, как спасти их — и себя!
Я сажусь, скрестив ноги, у изголовья Алекса. Кладу перед собой барабан. Он примитивный, новенький, совсем не похож на тот, с изображением волка… Но зачем-то я его захватила. Могла бы взять второй разрядник, а прихватила барабан!
Начинаю выстукивать. Ладонями. Не думая, только слушая.
Я подняла людей, бросила в прорыв ради того, чтобы спасти друзей. Но не спасла, а сама угодила в ту же западню… Что с Максимом, бывшим полицейским? Его оштрафуют, считай, убьют? А его отца? А десятки и сотни синтетиков, которых, может, и не поймают сегодня днем, но зато ночью жестоко накажут? Они ведь на веревочке — каждый. Достаточно просто не выдать пакет… Человек, как ни в чем не бывало, заходит в сеть, смотрит раздел статистики… А напротив его имени — сообщение о штрафе на неделю вперед!