Дикая энергия. Лана
Шрифт:
— Никто, — говорю я, не раздумывая. — Я не буду.
Длинный поднимает брови:
— Ты знаешь правила.
— Знаю!
Я отыскиваю на полу уголек — он еще светится, он горячий. Вытаскиваю из волос стальную заколку, подхватываю уголь, будто щипцами. Подношу уголь к лицу…
В последний момент спрашиваю себя: может, ну его? Перецелую их всех, ничего от меня не отвалится?
Прижимаю к губам то, что осталось от щепки. Очень важно не заорать. Меня окатывает потом, всю передергивает от
Все молчат. Даже девчонки притихли. Ева смотрит с сочувствием. Игнат так разочарован, что становится смешно.
— Вот дикая, — говорит Длинный вполголоса. — Ну что, играем дальше?
Дальше играть никто не хочет. Ева предлагает рассказывать страшные истории.
Длинный задувает свечу. Теперь мы сидим в полной темноте, и это к лучшему: никто не видит, как на губах у меня вздувается волдырь.
Считаемся. Первой выпадает рассказывать хриплой девчонке слева от меня.
Она начинает нарочно глухим, заунывным голосом:
— Жила одна девочка. У нее в районе пропадали люди. То один пропадет, то другой… Но она об этом не задумывалась. Однажды после энергетического часа она познакомилась с парнем. У него были очень красивые глаза, а лицо повязано платком. И он этот платок никогда не снимал… Вот пошли они гулять. А парень и говорит: давай залезем на башню! Она и согласилась. Стали они подниматься на башню, дошли до пятидесятого этажа. Девочка говорит: я больше не могу. А парень: выше! Выше! Дошли они уже до сотого этажа, а девочка села и говорит: ну все, теперь точно не могу. А парень ей: прыгни вниз. Она: да ты что?! А парень: прыгни, прыгни! И снимает с лица платок…
Кто-то из девчонок негромко визжит.
— А рот у него, — продолжает рассказчица, — такой огромный и круглый, что видно череп изнутри. Девочка тогда поняла, что это за парень. Но она не растерялась — прыгнула в лифтовую шахту и зацепилась за противовес. Трос не был блокирован, противовес пошел вниз и опустил девочку до самой земли невредимой… И это не сказка, — вдруг закончила она совершенно нормальным, хотя все еще и простуженным голосом. — Это со мной было.
— Врешь, — вырывается у кого-то. Кажется, это Игнат.
— В старых башнях лифтовые тросы прогнили давно, — это Длинный.
— В некоторых прогнили. А в некоторых они железные.
Становится тихо. Если бы не дыхание — казалось бы, что комната пуста.
— Жизнеедов не бывает, — тихо говорит Ева. — Ну как это человек может питаться жизнью самоубийцы? Непрожитой жизнью? Как?
— А кто сказал, что они люди? — резонно возражает простуженная девчонка.
— У нас в блоке трое пропали неизвестно куда, — задумчиво говорит кто-то из парней. — За полгода — трое.
— Им просто энергии не хватило, — хмыкает Длинный. — Когда кого-то из знакомых
— А мне говорили, — еле слышно шепчет Ева, — что пропавшие люди уходят на Завод.
Тишина. Возня. Сопение. Я толкаю Еву локтем в бок.
— Да, на Завод, — повторяет она упрямо. — И там полно энергии для всех. Никто не дрожит над своим пакетом. Там даже слова нет такого — «пакет». Просто энергия льется, как… как ветер. Или как вода, когда водопровод работает.
— Жизнееда я своими глазами видела, — говорит простуженная девушка. — А Завод… ты меня извини, но это все равно, что загробный мир. Есть он, нет его — мы все равно не сможем проверить.
На другой день мои губы уже не так болят. Пузырь лопнул. Я могу разговаривать.
Выспавшись как следует, за час до заката подхожу к проходной у подножия холма. Пиксели стекаются ручьями со всего города.
Переодеваюсь в раздевалке и вдруг вижу, что в шкафчике две пары наушников. Ошибка техников — новые положили, старые забыли забрать. Я невольно оглядываюсь: никто не видел? Никто. Все надевают робы.
Тогда я перепрятываю старые наушники — с полки кладу к себе в башмак. Если засекут — скажу, что случайно. В конце концов, из шкафчика-то они не выходили!
Надеваю новые наушники. Надеваю черные очки. Застегиваю липучку — сзади, напротив четвертого позвонка.
И отправляюсь на рабочее место.
Иду вверх, пока не добираюсь до отметки «401», и тогда сворачиваю налево. Пробираюсь по узкому проходу. У Евы пятьсот тринадцатое место, у меня — пятьсот двенадцатое, Ева всегда приходит раньше…
Но сегодня ее нет. Я так удивляюсь, что наступаю на край робы и чуть не падаю.
На пятьсот тринадцатом месте нет никого! Неужели она опоздает?!
Я сажусь на свое место, скрестив ноги. Спокойно, говорю себе. Лишние тридцать секунд ничего не значат. Когда я в последний раз видела Еву? Вчера. Сегодня я проспала весь день, а когда выходила из дому — ее уже не было в комнате…
Время идет. Я верчу головой, вглядываясь в лица последних пикселей, рысью бегущих по местам. Евы среди них нет.
Незнакомый парнишка, белобрысый и молоденький, вскакивает на платформу номер 401/513. На Евино место!
— Заблудился? — спрашиваю резко. Он улыбается — рот до ушей, глаза часто моргают.
— Привет! Меня поставили сюда работать! С крайней линии, представляешь? Был конкурс, я победил! Как думаешь, справлюсь?
Смотрю на него, как на пришельца с Луны. Его слова до меня не доходят.
— Это место…
— 401/513! — Он показывает новенький жетон, который болтается у него на запястье.