Дикая кошка
Шрифт:
— Ты прав, Добрин, про это я и забыл. Говоришь: не примут меня?
— Ты что, в детство впал? Какая учеба на старости лет?
— Поживем, увидим. Что они, выгонят меня из училища, если приду?
— Старый ты человек, а болтаешь чепуху. Видно, у тебя с годовой не в порядке.
Дед Дорикэ замолчал, и они легли на нагретую, как печка, землю. Добрин заснул.
ДЕД ДОРИКЭ: Глядите, люди добрые, все-все
— Добрин, вставай скорей, какой-то зверь забрался к овцам!
— Мэй, мэй, не пойму, кто это. Кошка, что ли?
— Хороша кошка, здоровенная такая. Ты видел когда-нибудь рыже-белых с полосами кошек?
Зверь спрятался в камышах, а овцы учуяли его и начали гнать оттуда, он и выскочил как угорелый, отродясь я такого прыжка не видывал, и… хоп — на спину ягненка, который от стада приотстал.
— Это рысь, мэй, шугануть ее надо, черт побери!
Дурак ты, Добрин, сказал я ему. Где ты видел рысей, чтобы они водились в камышах? Сколько живу на свете, я и не видал такого зверя. Он в два раза больше домашней кошки, глаза у него будто стеклянные, синие с красными ободками. Он вцепился ягненку в спину, видать, за шею ухватить не мог. Что с ним делать? А вы что бы стали делать, люди добрые? Я вас спрашиваю? Меня жалость взяла из-за того ягненка и злость на зверя, и я кинулся на него, догнал и схватил его за горло, и с трудом оторвал от ягненка. Зверь вцепился в него мертвой хваткой, Мэй-мэй, видели бы вы его! Я чуть было в штаны не… Я схватил его, а он когтями изодрал мне пиджак в клочья. Не помню, как уж я сдавил ему горло, а только увидал вдруг, что он закатил глаза, я схватил камень, стряхнул обмякшего зверя на землю и добил его.
Голова зверя оставляла кровавый след на дороге, по которой ее волок дед Дорикэ до той поры, пока он не остановился у ворот дома птицелова и не постучал.
— Иоана! — крикнул он.
Но вышла Катрина. Приблизилась, вытирая руки о фартук. Остановилась перед дедом Дорикэ.
— Здравствуй, Катрина. Я пришел за Иоаной, чтобы она пошла на стыну, я ухожу на пенсию. Она Дома?
— Нет. Она выходит замуж. Убежала вечером с сыном Петраке Палади.
— С каким сыном?
— Тем, что из армии, на побывку он приехал и вот…
— Убежала, говоришь?
— Убежала. Пришла утром и сказала мне, что к Йордану она убежала. А я что? Я не против…
— Ну ладно, ладно. Хорошо, что убежала и некому ее было удержать.
— А ты что с этой бродишь?
— Кошка из камышей на овец кинулась, я ее и убил. Пойду сейчас в школу, спрошу, что за зверь. Ну дай бог счастья Иоане.
— Спасибо, бэдица.
Отвернулся дед Дорикэ. У него заныло сердце.
— Эх, птицелов, птицелов, звериная твоя душа, — прошептал он.
Потом взял дикую кошку за хвост и бросил в канаву с досадой.
— Гляди, птицелов, она похожа на твою душу!
В правлении колхоза товарищ председатель Урсаки сидел в своем кабинете, а увидев деда, махнул ему рукой, мол, занят я, оставь меня в покое. Но дед Дорикэ не обратил на это никакого внимания, вошел и сел на стул.
— Товарищ председатель Урсаки…
Урсаки поднял глаза от бумаг и тяжело вздохнул.
— Снова? Уходишь? Я больше тебя не приму на работу. На коленях будешь просить — баста. Что такое с тобой, дед Дорикэ?
— Постой, бре, Урсаки, не трепи языком зря. Письма от Михая нет? Ой, я просто так спрашиваю, забыл, что вы поругались, вы, молодые, другого и не умеете…
— Кто тебе сказал, что мы поругались?
— Ладно, ладно, мэй, — заключил дед Дорикэ и встал. — Что сказать от тебя Михаю? Я еду к нему. Завтра.
— Здоровья, дед Дорикэ, привет передай ему…
— Ладно, мэй, Урсаки. Передам, — сказал дед Дорикэ и вышел.
Летнее солнце как летнее солнце было горячим.