Дикая любовь
Шрифт:
В его голосе звучит такая абсолютная уверенность, что мне кажется, она меня сломает. Он звучит так чертовски уверенно, и когда он говорит, что даст мне пространство, что будет делить свое время между Нью-Йорком и Бостоном, по сути, просто будет здесь, когда ему нужно будет быть рядом с нашим ребенком, я чувствую себя так, будто из меня выбили весь воздух. Я опускаюсь, сажусь на край ванны, пытаясь сдержать всплеск эмоций, от которых мне хочется разбиться при одной только мысли об этом.
— Это не то, чего я хочу, — шепчу я тоненьким голоском. — Я хочу, чтобы ты был здесь. Хочу. Я просто…
— Тогда мы должны найти способ жить с тем, что есть, Елена. Ты должна найти способ. — Левин смотрит на меня, измученное выражение проступает на каждом дюйме его лица. — Я буду сожалеть о том, что сыграл роль в том, что поставил тебя в такое положение, до конца своих дней. Если тебе станет легче от этих страданий, а я надеюсь, что так и будет, я скажу тебе об этом столько раз, сколько ты захочешь услышать. Но я не могу быть для тебя чем-то большим, чем это.
Он отталкивается от стойки, все еще опираясь на раненую ногу, и смотрит на меня.
— Все, что тебе нужно сделать, это сказать мне, что облегчит тебе жизнь, и я сделаю это. Если ты хочешь, чтобы я перестал пытаться сделать тебя счастливой, если ты хочешь, чтобы мы просто жили в орбите друг друга, я так и сделаю. Если ты хочешь, чтобы я жил отдельно от тебя, в другом доме, в другом штате или как ты захочешь, я сделаю это. Я сделаю все, чтобы загладить свою вину перед тобой, Елена. Но я не могу дать тебе то, о чем ты просишь.
— Я не знаю, что сказать, — тихо говорю я, и это правда. Не знаю, потому что ни одна из тех вещей, которые он предлагает, не сделает это легче. Я не хочу, чтобы он уходил. Я не хочу, чтобы он перестал делать все те маленькие вещи что он сделал для меня за несколько недель, прошедших с момента нашего переезда. Я не хочу жить в этом доме и мечтать, чтобы он был здесь. Я не хочу тосковать по нему каждый день до конца своих дней.
Но я также не хочу тосковать по человеку, который стоит рядом со мной.
Это не имеет решения. И поэтому я не представляю, что я могу сказать, чтобы подсказать ему, что делать.
— Я иду спать. — Левин устало смотрит на меня. — Буду наверху. Если я тебе понадоблюсь…
— Пожалуйста, останься со мной внизу. — Я резко поднимаю на него глаза, испытывая чувство паники при мысли о том, что он отправится спать в другую комнату. Это похоже на переломный момент, как будто то, что мы будем спать в разных спальнях, станет еще одной стеной между мной и любым шансом на будущее, которого я хочу с ним.
— Я не хочу оставаться одна. Пожалуйста…
Ненавижу умолять его. Ненавижу чувство, что я умоляю его остаться. Но я чувствую, как все, на что я надеялась, ускользает из моих рук, и боль от того, что он рядом со мной, когда он не прикасается ко мне и не обнимает меня, как-то лучше, чем сделать следующий шаг к разлуке.
Левин выглядит так, будто раздумывает над тем, чтобы отказать мне. Если он это сделает, у меня возникнет ужасное чувство, что мы не вернемся после этого. Даже в Рио, даже когда он настаивал, что из того, что у нас было, ничего не выйдет, мы все равно почти все время делили постель.
Но наконец он выдыхает и кивает.
— Хорошо, — говорит он. — Я останусь здесь, чтобы быть уверенным, что буду рядом, если что-то еще случится.
Если это и есть, то оправдание, которое ему нужно, я не говорю его вслух. Я просто дарю ему маленькую, водянистую улыбку. А потом встаю и прохожу мимо него в спальню.
22
ЕЛЕНА
На второй прием к врачу Левин опаздывает. Это похоже на еще один симптом того, что все идет не так. Все становятся хуже. С того утра, как мы отправились в отделение неотложной помощи, ничего не изменилось. Поскольку я на постельном режиме, о свиданиях не могло быть и речи. Свидания в музее, кино, ужины, все это прекратилось. И у Левина было прекрасное оправдание, типа я не должна напрягаться и вообще выходить из дома, если только мне это не было совершенно необходимо. Цветы по-прежнему появлялись в спальне, и Левин следил за тем, чтобы у меня была вся еда, мне не нужно было ничего добывать самой, но мне не хватало чего-то, что было раньше.
Раньше я чувствовала, что он старается сделать меня счастливой. Он тратил время, пытаясь придумать, что можно сделать, чтобы я улыбнулась или рассмеялась. Во всем этом была искренность, которая была особенно приятна от такого человека, как он. Теперь же он стал каким-то отстраненным. Я чувствую дистанцию между ним и тем, что он делает, как будто он действует на автопилоте. Это заставляет меня чувствовать себя ненужной, и у меня возникает небольшая обида, с которой приходится бороться.
Это похоже на еще один гвоздь в крышку гроба. Я сижу в приемной одна, чувствуя себя идиоткой из-за того, что попросила Изабеллу не приходить, потому что хотела разделить это с Левином, только между нами двумя, а теперь и его даже нет.
Когда он появляется, то я уже в середине приема. Доктор поднимает бровь, но ничего не говорит, дожидаясь, пока он извиняюще целует меня в щеку, впервые с тех пор, как мы поссорились в ванной, а затем повторит ему, о чем мы только что говорили.
— Я сказала Елене, что с ребенком, кажется, нет никаких проблем, которые я могла бы заметить. Ей разрешена любая нормальная деятельность, и, хотя я бы рекомендовала соблюдать осторожность, я не вижу причин не возобновлять те же виды деятельности, которыми вы занимались до инцидента, просто не напрягайтесь сверх меры… не экспериментируйте, например. — Она ободряюще улыбается нам обоим. — Я знаю, что это было страшно, но я не вижу причин для беспокойства. Вы оба можете быть спокойны.
Я ничего не говорю ему, пока мы не выписываемся и не возвращаемся в машину. Я сижу на пассажирском сиденье рядом с ним, пока он везет нас обратно к дому, и пытаюсь найти способ быть рациональной посреди эмоций, бурлящих внутри меня.
Я решаю начать с самого простого вопроса.
— Где ты был? — Тихо спрашиваю я, сидя сцепив руки на коленях. — Ты забыл?
Левин молча качает головой. Я вижу это краем глаза, но ничего не говорю. Пусть сам решает, как ему с этим быть.
— У меня была встреча с Королями, — наконец говорит он. — Вот почему меня не было сегодня утром, до того, как ты встала. Она затянулась. Мне очень жаль, Елена. Я сказал Коннору и Лиаму, что у тебя назначена встреча, но они сказали, что это может подождать. Что часть жизни в браке, это самостоятельное решение некоторых вопросов, которые женам предстоит решать самим, и ты должна знать, что, кстати, это сказал Коннор, а не Лиам, — быстро добавляет он. — Я приехал сюда так быстро, как только смог. Не могу передать, как мне жаль. Я хотел быть рядом, особенно после…
Я не хочу ему верить. Я хочу злиться на него. Я хочу иметь причину, настоящую, конкретную причину злиться, иметь что-то, что могло бы разъедать мои чувства к нему, что-то, что не всегда возвращалось бы к "ну, он же говорил тебе, что все будет именно так". Меня же предупреждали. Мне нужна причина думать, что он не такой уж хороший человек, как я неоднократно убеждалась. Но я верю ему. Это самое сложное во всем этом. Я верю, что он был бы вовремя, если бы его не отвлекли на встречу, и что он сам отвез бы меня. Ни одна часть меня не думает, что он по неосторожности забыл или что ему было все равно. Он никогда не показывал мне ничего такого, что заставило бы меня думать, что он действительно такой человек. Если уж на то пошло, он слишком сильно переживает, и это заставляет его слишком долго наказывать себя.