Дикая охота короля Стаха
Шрифт:
Я бросился к Малому Человеку, но он тяжело застонал и побрел куда-то, качаясь на тонких ножках. Обернувшись, вперил в меня свой взгляд, погрозил длинным пальцем.
Остолбенев на мгновение, я опомнился, догнал Малого Человека и схватил его за плечи. И сердце мое радостно встрепенулось, потому что это был не призрак.
Когда я выволок существо на свет, оно ткнуло себе пальцем в рот и произнесло скрипучим голосом:
— Ам-ам!…
— Ты кто такой? — встряхнул я его.
И Малый Человек, бывший призрак, ответил заученно:
— Я Базыль. Я Базыль.
И вдруг хитрость, которая бывает и у идиотов, осветила его глаза.
— Я вас… видел. Гы-гы! Я сидел под столом… под столом, брат меня кормил. А вы вдруг — шасть!
И снова зачавкал огромным, до ушей, ртом.
Я понял все. Два негодяя, предводитель дикой охоты и Берман, преследуя одну и ту же цель — избавиться от Яновской, — додумались, собственно, до одного и того же. Берман, зная, что он является родственником Яновской, приехал в Болотные Ялины и тут нашел план слуховых каналов и ходов в стенах. После этого он тайно съездил в город и, бросив мать на произвол судьбы, привез с собою брата, который избегал людей не потому, что любил одиночество, — он просто был безнадежным идиотом. Недаром в клубе удивились его плохому воспитанию (Берман, конечно, привез в клуб не брата, а какого-то случайного человека). В Болотных Ялинах Берман поселил брата в своей комнате, пользуясь тем, что к нему никто не заходил, и приказал сидеть тихо. Во время одного из кормлений я и застал их. Малый Человек сидел, оказывается, под столом, и, протянув руку, я мог бы схватить его.
Ночью Берман заводил его в тайные ходы, и тот вышагивал там, в результате чего в слуховых каналах рождались звуки, которые слышали все жители дома.
Изредка Берман выпускал Малого Человека и в коридор: в этом случае он надевал на него специально сшитый старинный костюм. Пока братец гулял, Берман ожидал его у открытой двери прохода, потому что открыть ее Малый Человек не мог. Иногда ему разрешалось погулять и на свежем воздухе. С обезьяньей, а скорее с паучьей ловкостью он бегал по карнизам здания, заглядывал в окна и, в случае тревоги, молниеносно исчезал за многочисленными углами дворца.
Проделывать все это Малому Человеку было легче легкого, потому что в его пещерном мозгу напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения. Он шел по карнизу так спокойно, как мы иногда, забавляясь, идем по рельсу.
Во время такой прогулки и произошла его встреча со мной. Что же случилось потом? Ликол прислал мне письмо, в котором, чтоб вызвать из дома, сдуру брякнул, что располагает сведениями о Малом Человеке. Берман, который в последнее время следил за мной, прочитал письмо и поспешил на место встречи, чтобы как-то договориться с автором письма. Там его приняли за меня, и произошла трагедия, запоздалым свидетелем которой я стал.
А карлик сидел все эти дни в ходах, не имея сил оттуда выбраться, и совсем ослаб от голода. Если б я не открыл дверь, он, наверное, умер бы, так и не догадавшись, почему оставил его тот, кто всегда кормил и ласкал.
Что мне было с ним делать? Несчастный не был виновен в том, что таким появился на свет. Тут он исчезает из нашего рассказа. Я накормил его, объявил Яновской о кончине одного из призраков, населявших дворец, и на следующий день отослал его в уездную больницу для умалишенных.
И впервые я увидел, что надежда затеплилась в глазах хозяйки Болотных Ялин нежным, пока еще слабым огоньком.
Глава семнадцатая
— Ты, Рыгор?
— Я, Андрусь. Точнее, мы.
Я протянул Рыгору руку. Эта ночь была первой за все последнее время безоблачной и лунной. Полная луна заливала торфяные болота, пустоши, парк Болотных Ялин голубым серебром и далеко-далеко блестела в окошке какой-то одинокой хаты. Ночью похолодало, и сейчас болота «потели», рождая в лощинах пряди белого подвижного тумана.
Рыгор выступил из-за кустов, росших у поваленной ограды, а за ним из темноты появились люди, человек двенадцать.
То были мужики. Все в кожухах, вывернутых наизнанку, в одинаковых белых магерках.
И все они при лунном свете были на одно лицо: словно сама земля одновременно породила их. У двоих я увидел длинные ружья, как у Рыгора, третий держал в руке пистолет, остальные были вооружены рогатинами и вилами, а у одного была обыкновенная дубина.
— Кто это? — удивленно спросил я.
— Мужики, — нутром прогудел Рыгор. — Хватит терпеть. Два дня назад дикая охота затоптала на вересковой пустоши брата вот этого мужика. Михалом его зовут.
Михал своим видом действительного напоминал «бурого пана» — медведя. Глубокие маленькие глазки, широкие скулы, руки и ноги — почище, чем у Дубатовка. Глаза были красные и опухшие, а руки так сжимали ружье, что даже суставы пальцев побелели. Взгляд был мрачный и хмурый, но умный.
— Хватит, — повторил Рыгор. — Нам теперь только помирать осталось. А помирать не хочется. И ты, Белорецкий, коли что будет не по тебе, молчи. Это дело наше. И Бог дозволяет на конокрада — всем миром. Сегодня мы их отучим не только людей топтать, но и хлеб есть.
— Это все?
— Нет, — сказал мой новоявленный Чертов Батька [46] . — Эти, во главе с Михалом, останутся тут, под твоей рукой. А мои ожидают у болота, что окружает Яновскую пущу, возле Ведьмаковой ступы. Там еще два десятка. Если охота пойдет там — мы их встренем, если они пойдут неведомой нам, другой дорогой — встренете вы. Мы смотрим за пущей, Холодной лощиной и пустошами, которые рядом. Вы — за Болотными Ялинами. Встреча, если что, в Холодной лощине. Если понадобится подмога — присылайте человека.
46
Великий белорусский «благородный разбойник» времен князя Александра (1461-1506), личность полулегендарная.
И Рыгор исчез во тьме.
Мы устроили засаду. Я дал указание шести мужикам разместиться по обе стороны дороги у поваленной ограды, троим — немного подальше. Получился мешок, или, точнее, мережа. Трое должны были в случае чего преградить охоте путь к отступлению. Я стал за большим деревом у самой тропинки.
Я забыл еще сказать, что на каждого из нас было по три факела. Вполне достаточно, чтобы в случае необходимости осветить все вокруг.
Мои люди в кожухах как легли, так и срослись с землей, их нельзя было отличить от кочек, серая овчина сливалась с пожухлой, убитой осенью травой.