Дикая Охота
Шрифт:
Кобылин недоуменно взглянул на немного вытянутое лицо Вадима, что, конечно, напоминало морду какого-то зверя, но не так чтобы очень. В метро побираются персонажи и пострашнее. Но потом вдруг понял. Это боль. Непрерывный ад из боли.
— О черт, — выдохнул он. — Серьезно? Каждый день? Как ты с ума не сошел!
— Да, — мрачно отозвался Вадим. — Каждый день. Мое тело меняется, и этот процесс сопровождается болью. У настоящего оборотня это занимает долю секунды. Да, боль чудовищная, но всего доля секунды… А у меня — недели. Если бы не препараты подземников, я бы сошел с
— Понимаю, — Кобылин кивнул. — А ты не думал… Ну, может, тогда уж превратиться окончательно в оборотня? Жил бы, как они.
— Не мой случай, — бывший проводник покачал головой. — Я же говорил. Если перестать принимать микстуры, тормозящие процесс, я превращусь в животное. Если я хочу сохранить рассудок, придется и дальше мучиться.
— Вот это жопа, — с чувством произнес Кобылин.
Свои терзания теперь казались ему мелкими, не заслуживающими особого внимания. Что там у него — легкие угрызения совести и размышления о смысле жизни. Ерунда — по сравнению с реальной жизнью бывшего проводника. Которого, по-хорошему, именно Кобылин и не уберег от такой судьбы.
— Давай замнем, попросил Вадим. — Не хочу говорить об этом. Сам себя жалею и еще больше расклеиваюсь. Зато есть плюсы.
— Зато я нюхаю и слышу хорошо, — процитировал вслух Кобылин и тут же заткнулся, мысленно дав самому себе подзатыльник.
Но Вадим вдруг заухмылялся, растянул рот в широкой улыбке, показав длинные зубы, походящие на клыки.
— Да, точно, — сказал он. — Подходящий стишок.
— Прости, — буркнул Кобылин. — Что-то я сегодня весь в раздрае…
— Ничего, бывает. Так что там у тебя с этой девицей?
— Какой девицей? — Кобылин вскинулся.
— Из оборотней, — Вадим снова ухмыльнулся. — Да ладно, чего напрягся. Запал на какую-нибудь рыжую стерву, а?
— Нет никакой девицы, — сердито отозвался Кобылин и чуть не прикусил себе язык. — В смысле есть, но я не запал… Тьфу на тебя. Чего скалишься?
— Радуюсь, как ловко ты меня на тему размножения оборотней вывел, — продолжая нагло ухмыляться, отозвался Вадим. — Ты что, думаешь, ты один такой? Где встретил?
Алексей нахмурился и собрался разразиться гневной речью, но потом вдруг сник.
— Все не так, — тихо сказал он. — Я чуть не всадил пулю между глаз обычной девчонке из бара. Понимаешь? Да, она была оборотнем. Или оборотницей? Как их называют?
— Суками, — отозвался проводник, подавшись вперед. — А еще зайками, рыбками, стервами, козами и телками. В зависимости от обстоятельств.
— А, — буркнул Кобылин. — Не надо этой глупой иронии. Я понял, что ты хотел сказать — что у них такие же имена, как у нас.
— Так что, — перебил его Вадим. — Не всадил пулю? Красивая?
— Красивая, — не стал отпираться Кобылин. — Но я вдруг подумал… Подумал, что ничего не знаю о них. Понимаешь? Вот вижу — красивая девчонка. Сидим, перекинулись парой слов. И вдруг она превращается для меня просто в мишень, в кусок мяса, в который я без колебания готов всадить пулю. Доля секунды все изменила. Понимаешь?
— Вообще-то, не очень, — признался проводник. — Ничего не понимаю. Но, кажется, догадываюсь. Ты ищешь ту грань, что отделяет красивую девчонку от оборотня-убийцы?
— Нет, — мрачно бросил Кобылин. — Я ищу ту грань, что отделяет охотника от серийного убийцы-маньяка.
Вадим вытаращил глаза — на его странноватом лице это выглядело немного комично, как в кино, но никакого желания смеяться у Кобылина не возникло.
— А, — тихо произнес бывший проводник. — Вот ты о чем.
— Что обо мне думают оборотни? — выпалил Кобылин, жадно вглядываясь в лицо Вадима. — Ты знаешь?
— Ну, о тебе вообще много говорят. В наших кругах, как ты понимаешь, — дипломатично отозвался Вадим и, кажется, даже немного смутился.
— Обо мне? И что говорят?
— Ну, всякое, — Вадим подобрал щепочку и снова поворошил угли. — Кто что. И хорошее, и плохое.
— Мной что, правда пугают детей? — хриплым голосом осведомился Кобылин, чувствуя, как у него начинают пылать уши. — Оборотни? Крысюки? Вампиры?
— Эй, постой, — Вадим возмущенно вскинул руки. — Ты так говоришь, как будто я каждые недели посещаю светские рауты упырей или вращаюсь в салонах оборотней. Алекс, я в подземелье сижу. Тут у меня не так уж много собеседников, сечешь?
— Ладно, — бросил Кобылин, успокаиваясь. — Прости. Накипело.
— Я встречался с некоторыми оборотнями, — осторожно, будто пробуя тонкий лед, признался Вадим. — Знаешь, узнать насчет своей болезни, то да се. Ну, не каждый день. И с лучшими представителями, не с отморозками. Но слухами земля полнится.
— Ну, — буркнул Кобылин. — Выкладывай, не стесняйся. Я уже в норме.
— Отношение к тебе колеблется, — признался Вадим. — Некоторые видят в тебе слишком удачливого человечка, досадную помеху. Которую, пожалуй, лишний раз не стоит раздражать, чтобы не заработать себе проблем.
— Неплохо, — Кобылин кивнул. — Правильно. Пусть ведут себя поскромнее, а не устраивают кровавых пиршеств.
— А другие видят в тебе ожившую машину смерти, — нехотя произнес проводник. — Такой оживший механизм, руку судьбы, косу жнеца.
— Инструмент, — с горечью вымолвил Кобылин, борясь с желанием стукнуть кулаком по земле, чтобы боль привела его в чувство.
— Ну, это как посмотреть, — Вадим поджал губы. — Знаешь, отморозки за это тебя как бы уважают. За то, что ты сильнее и опаснее, чем они. Вроде вожака враждебной стаи. В некотором смысле легенда. Ведь на самом деле о тебе мало что известно — даже людям-охотникам. Появился ниоткуда, самоучка, никакого прошлого. Побывал в сотне передряг, из которых вышел живым и невредимым. Провернул кучу невозможных дел, выжил там, где другие горят как свечи, и всегда добивался того, чего хотел. Это, знаешь ли, способствует созданию… Ну, легенды. Если бы ты каждый день терся среди охотников или среди оборотней, не было бы никакой легенды. Ты стал бы одним из охотников, просто парнем с большой пушкой. Тебе бы придумали постоянное прозвище и, может быть, и забыли бы.