Дикая Охота
Шрифт:
— Я, — Наташа прикусила губу. — Вот болван. Я слежу за порядком. Чтобы все шло заведенным чередом. Те, кто уходит отсюда, должны уходить. А все другие не должны приходить.
— Ты — охотник, — выдохнул Кобылин и вдруг широко улыбнулся. — Я знал.
Отступив на шаг, он уселся на пол, откинулся назад, прижимаясь спиной к холодной стене, и с насмешкой глянул на девушку, выглядевшую обиженной.
— Нет, — отрезала Смерть. — Не охотник. Страж. Сортировщик. Перевозчик. Охранитель. Палач. В твоем языке нет подходящего слова.
— Мы одной крови, — заявил Кобылин, отмахнувшись
— Да, — ответила Смерть, мотнув головой так, что волосы веером легли на плечи. — И нет.
— Я чувствую, — бросил Кобылин. — Все так. Пусть ты персонализация незримой силы, или разумный искусственный интеллект в ноосфере, или вовсе моя персональная галлюцинация — плевать. Ты стоишь на грани, караулишь ее, пока не появляются те, кто желает ее перейти. Они — с другой стороны, и у тебя нет власти над ними никакой. И над нашими телами нет власти. Ты можешь управлять лишь тем, что остается после нашей смерти. И тебе чертовски необходимо, чтобы мы загнали этих нелегальных иммигрантов обратно в зону досягаемости твоих когтей.
— Примерно так, — с осторожностью отозвалась Наташа. — К чему весь этот разговор?
— Хотел узнать — может, ты просто конкурентов убираешь? — Кобылин ухмыльнулся. — Как знать, может, мне нужно было заняться тобой, а не ими.
— Ну как, — поджав губы, осведомилась Смерть, — узнал?
— О да, — отозвался Кобылин, небрежно взмахнув рукой. — Ты мне не врала. Я помогу тебе. Завтра все станет хорошо. Не бойся, у нас хороший план, все пройдет как надо.
Черноволосая девушка легко поднялась на ноги, подошла к сидевшему на полу охотнику, нагнулась и заглянула ему в глаза.
— Ты совершенно сумасшедший, — потрясенно прошептала она. — Ты утешаешь… Смерть? Ты говоришь мне — не бойся?
— Верно, — прошептал Кобылин, поднимая лицо и заглядывая в черные бездны, заменявшие глаза этому странному существу. — Ты не уверена в себе, тебе нужна помощь и поддержка. Именно поэтому ты, неведомая сила, пришла ночью к одинокому человеческому существу. Возможно, те, чьи облики ты принимаешь, воздействуют на тебя больше, чем ты рассчитываешь? Сколько в тебе от человека, Смерть?
— А в тебе? — тихо отозвалась девушка, немного помолчав. — А в тебе, Кобылин?
Алексей замер с открытым ртом, не в силах заставить себя правдиво ответить на этот вопрос. Он не отводил глаз от белого лица симпатичной девушки со странными черными глазами и потому не сразу заметил, что ее тело истаяло, рассыпалось черными завитками дыма. Когда осталось только лицо, Кобылин спохватился — вскинул руку, пытаясь коснуться алебастровой щеки, но его пальцы прошли сквозь сизую дымку, что тотчас растаяла в темноте.
Кобылин замер с поднятой рукой. Тяжело дыша, словно только что пробежал кросс, он медленно поднялся и, переваливаясь с ноги на ногу, добрался до своей подстилки. Без сил упал на нее, уткнувшись лицом в мокрый пенопласт.
И уснул.
Сергей Геннадьевич скомкал грязную тряпку, пропитанную бензином, вытер руки, швырнул грязный комок на бетонный пол мойки. Хотелось пить. После вчерашних посиделок сушняк так и не отступил — царапался в горле, как заблудившаяся крыса. Анальгин помог — голова уже не разламывалась от боли, а тихо гудела, как колокол, набитый сырой ватой.
Автомастерская пустовала — три подъемника, что стояли каждый напротив своих ворот, сиротливо высились в полутьме, так и не дождавшись клиентов. С улицы сквозь распахнутые настежь ворота лился яркий свет. Хорошо еще, что ворота выходили в небольшой дворик, огороженный бетонным забором. Здесь, на задворках железнодорожной станции, посетителей было немного. Чтобы добраться до мастерской, надо было свернуть с шоссе, объехать железнодорожные пути, свернуть в распахнутые ворота бывшего автокомбината, и только потом — сюда. К Жоре.
Бросив взгляд на распахнутые двери, Сергей с затаенной злобой покосился на двух сопляков, сидевших на покрышках у колченогого стола и резавшихся в нарды. Автомастерская, почти затерявшаяся на задворках района, в принципе влачила жалкое существование. Если бы не левая работенка, тут вообще нечего было бы ловить. А работенку подбрасывал Жора. Тачку собрать, тачку разобрать, перекрасить, одно снять, другое поставить… Нет, к блатным Сергей не лез. Он был слесарем-жестянщиком и просто работал здесь. А поисками работы заведовал Жора-Калмык, державший крышу над парой сервисов да мастерских. Сегодня, вон, опять приперся со своей шпаной — засел с вечера в крохотной комнатке, служившей Сергею и кабинетом и спальней, и носа не кажет. Даже его кореша-охранники снаружи маются. Распугали смену — Витьку и Армена пришлось домой отправить. А что, работы нет, клиентов нет, ничего нет, один Калмык отсиживается в своей норе, стенку взглядом прожигает.
Сергей покосился на ребят в кожанках, не отводящих глаз от доски и азартно притопывавших каблуками черных ботинок по бетонному полу мастерской, тяжело вздохнул и нагнулся за грязной тряпкой. Подобрал, понес к баку с песком, стоящему у ворот первого бокса. Что-то тут неладно. Калмык уже пару недель сам не свой. Говорят, после сходки на водоканале вернулся он не в себе и два дня не разговаривал. А еще, говорят, в секту какую-то вступил — все по подвалам ходит, а там свечи на полу жгут. Жила рассказывал — бывший охранник Калмыка. Сбежал Жила-то, позавчера. Страшно ему стало, а отчего, толком так и не сказал — ручкой на прощанье сделал и, говорят, подался в Казань.
Бросив тряпку в бак, Сергей Геннадьевич взглянул сквозь ворота на пустой дворик у мастерской, поднял голову, привычно проверяя, не капает ли с крыши. Вверх уходили длинные железные колонны, поддерживающие железные стропила, на которых расположилась крыша из листового железа. Под мастерскую был отведен знатный кусок ангара, в котором можно было хоть самолеты хранить, и это Сергею всегда нравилось. Нравилось и соседство — за глухой стеной находился обувной склад, и охранник Семеныч, из местных, порой заглядывал в гости. Хорошее место, как ни крути, если бы не Калмык и его братва, что прибрали к рукам все мастерские в районе.