Дикая принцесса
Шрифт:
***
Когда я просыпаюсь, я переворачиваюсь на бок и тянусь к нему. Рука находит рядом с собой лишь прохладные простыни, и сердце замирает, когда я открываю глаза и вижу, что место рядом со мной пусто. Единственное свидетельство того, что он когда-то был здесь, это смятые простыни. Даже подушка больше не вмята… он не оставался в постели всю ночь.
Мне кажется, что воспоминания о том, как он оставался внутри меня, как обнимал меня, как мы вдвоем были так тесно связаны друг с другом, как только могли, были всего лишь сном. Когда я задремала, мне привиделось, что я проснусь, а мы все еще будем лежать в объятиях друг друга, но это была всего лишь фантазия. Я смотрю на него сквозь полуприкрытые веки и вижу, что он сидит на другой кровати, настороженный и одетый, а рядом с ним лежит его пистолет, и я понимаю, что чары, которые я наложила на него прошлой ночью, разрушены.
Он снова стал телохранителем, а я его работой. От этой мысли мне становится так неожиданно грустно, что на глаза наворачиваются слезы, но я их смаргиваю. Я не хочу, чтобы Левин видел мои слезы. Если он подумает, что вчерашний вечер расстроил меня, то вероятность того, что это повторится, будет еще меньше, и независимо от того, разобьет ли он мне сердце в конце концов или нет, я отчаянно хочу, чтобы это повторилось.
Он смотрит на меня, слыша, как я начинаю ворочаться в постели.
— Я схожу и принесу тебе свежую одежду. Я хотел подождать, пока ты проснешься, не хотел, чтобы ты просыпалась одна.
Ты мог бы остаться в постели со мной. Это было бы лучше. Я не говорю об этом вслух, но не могу не задаться вопросом, когда он решил встать, как долго он спал, переплетясь со мной, прежде чем чары ослабли, и он вспомнил, что не должен был этого делать.
— Ну, теперь я проснулась. — Я поднимаюсь на ноги, прижимая простыню к груди, а другой рукой протираю глаза. На самом деле в этом нет смысла, не то, чтобы Левин уже не видел каждый сантиметр моего тела, но, когда он так далеко, лучше быть прикрытой. — Я приму душ.
— Я схожу за одеждой и завтраком, а ты пока соберись. У нас осталось три дня до готовности паспортов. — Челюсть Левина сжимается, как будто каждая секунда, которая проходит, пока у нас нет этих паспортов, тяготит его. — Сегодня мы поедем в другой мотель. Мы не должны оставаться в одном месте слишком долго. — Он делает паузу и смотрит на меня почти извиняющимся взглядом. — Мы также не будем выходить на улицу так, как прошлой ночью. Чем меньше людей нас увидят, тем лучше.
Это немного разочаровывает, мне понравилось наше "свидание", даже если я знаю, что на самом деле это было не так. Это был первый раз, когда я пошла на ужин с кем-то, кто не был членом моей семьи, первый раз, когда я выпила за ужином, первый раз, когда я развлекалась одна с кем-то, кто не был членом моей семьи. Так много моих первых встреч было с Левином. И сейчас я не могу придумать, с кем бы я предпочла их провести. Я не могу даже представить, что что-то когда-нибудь в итоге изменится.
Я лежу в постели, пока он не уходит по своим делам, машу ему рукой и обещаю заблокировать дверь, как только он уйдет, и не отпирать ее, пока я не буду уверена, что по ту сторону двери он. Как только он уходит, я встаю, чувствуя прилив желания к липкому телу на бедрах, которое напоминает мне обо всем, что мы делали прошлой ночью. Мне хочется, чтобы он все еще был со мной в комнате, чтобы он пошел со мной в душ, чтобы мы провели ленивое утро вместе, как пара, а не на расстоянии, которое он установил между нами сегодня утром.
Этого уже не изменить, напоминаю я себе, шагая под горячую воду. Так что лучше наслаждаться тем, что есть.
Я задерживаюсь в душе на некоторое время, обматываю полотенце вокруг себя и сажусь на край кровати, расчесывая влажные волосы и ожидая его. Когда он возвращается и стучит в дверь, зовя меня по имени, мне нелегко отпереть ее, не потеряв полотенце. Мне приходится трижды хвататься за него и держать, пока он наконец открывает дверь, отступая назад, чтобы никто из прохожих снаружи не увидел меня в одном лишь полотенце. К счастью, парковка выглядит довольно пустынной.
Левин протягивает мне две сумки: в одной, похоже, одежда, в другой - пенопластовые контейнеры, от которых даже на расстоянии фута пахнет завтраком. Мой желудок урчит, но я первым делом тянусь за одеждой.
— Я сейчас вернусь, — говорю я ему и исчезаю в ванной, чтобы посмотреть, какой у меня гардероб на день.
На этот раз это леггинсы и свободная майка. Бюстгальтера по-прежнему нет, и когда я поворачиваюсь на один бок, то вижу небольшой изгиб груди. Я немного рада, что мы не собираемся гулять, потому что, думаю, мне было бы неловко, если бы кто-то еще увидел меня в таком виде. Но мысль о том, что меня увидит Левин, вызывает еще одну волну предвкушения.
В сумке есть и кроссовки, и я испытываю искушение надеть их на случай, если кто-то вдруг снова ворвется в дверь, и нам придется бежать. Я не уверена, что мои ноги выдержат еще один рывок босиком по тротуару. Впрочем, мысль о том, что мои больные, исцарапанные подошвы будут тереться о подошвы обуви, пока я буду завтракать, тоже не кажется мне восхитительной, поэтому я запихиваю их обратно в сумку и беру ее с собой.
Левин сидит за крошечным круглым столиком на одной стороне комнаты, сосредоточенно рассматривая лежащие перед ним яичницу и ломтик ветчины. Контейнер с моим завтраком стоит перед другим стулом, между ними - две маленькие бутылочки апельсинового сока. Это еще одна маленькая интимность… завтракать вот так вместе. Я сажусь, смотрю на него и пытаюсь представить, что мы вместе в квартире, может быть, в его, завтракаем там, проснувшись вместе.
— Где ты живешь? В Нью-Йорке, я имею в виду. — Спрашиваю я, прежде чем успеваю остановить себя. Нет причин не спросить, правда? — У тебя есть своя квартира?
Левин поднимает на меня глаза, его рот слегка подергивается.
— Мне почти сорок, — сухо говорит он. — Я немного староват для соседей по комнате, Елена.
Я чувствую, что мои щеки слегка покраснели.
— И правда. — Мне становится стыдно, что я забыла, насколько он старше меня, что у него, конечно же, есть собственное жилье. — Ты сказал, что у тебя нет дома. Так на что это похоже? Твое жилье?
Левин делает паузу, и я вижу, что он ломает голову, пытаясь понять, есть ли какая-то причина, по которой он не должен мне рассказывать.
— Ничего особенного, — говорит он наконец. — Просто квартира. Ничего особенного. Это место, где можно поесть, поспать и...
Он прерывается, но я представляю, чем должно было закончиться это предложение. Это не должно меня беспокоить, конечно, у него было много женщин до меня, и, логически рассуждая, я знаю, что после будет еще больше. Это не будет длиться долго... Но я все равно чувствую в глубине живота жгучий узел ревности при мысли о другой женщине в его постели. Даже думать о его покойной жене, уже плохо, но любая другая женщина...