Дикая принцесса
Шрифт:
– Он, в отличие от вас, не набрасывал мне на голову грязный мешок и не опаивал всякой гадостью!
– Согласен, это было уже слишком. Но, боюсь, вы не оставили мне выбора. Если бы не ваш побег... – он замолчал и скорбно поджал губы.
– Вы прекрасно знаете, почему я сбежал.
– Ах да, то недоразумение...
– Недоразумение! Вы хотели отравить...
– Тихо! – крикнул Коварэн, а затем добавил, уже мягче: – Тише,
Ри сглотнул.
– Я никому не говорил. Не рассказывал.
Коварэн нахмурился.
– Так ли это нужно?
– Что «это»?
– Говорить о себе в мужском роде. Вы ведь девушка, Атарьяна, прекрасная молодая девушка, которой совсем не к лицу этот маскарад.
Всерьез опасаясь, что его прямо сейчас решат переодеть, Ри вцепился в воротник камзола.
– А что еще мне было делать? Не мог же... не могла же я бродить по Каргабану, одетая как девочка.
– Нет, конечно же нет, – согласился Коварэн. – Но вам и не надо было убегать.
– Разве?
– Конечно. Мы ведь могли спокойно сесть и все обсудить. Тихо, мирно, по-родственному.
– Но вы хотели отравить рисса.
– Чепуха! Никто не желает зла его величеству.
– Но я видела яд.
– Никто не собирался его использовать. Яд был нужен, чтобы убедить рисса в серьезности наших намерений, но никто не хотел его убивать.
Ее высочество принцесса Атарьяна Коварэн недоверчиво поморщилась.
– Вы совсем за дуру меня держите? Никто не собирался! Никто не хотел! Я хоть и не во дворце росла, но знаю, как выглядит заговор!
Коварэн перестал улыбаться.
– Раз так, то давайте поговорим как взрослые, искушенные в интригах люди. Кому вы успели рассказать, Атарьяна?
– Нико... – она замолчала.
– Успели проболтаться Гергосу?
– Если так, вы и его похитите? Или проще сразу отравить?
Коварэн пожал плечами.
– На всякого найдется управа. Кому еще?
– Я написала несколько писем и оставила их в тайниках.
– Сколько писем?
– Пять.
– Кому адресованы?
– Это... это не имеет значения. Они существуют, и этого достаточно.
– Кто знает про тайники?
– Никто!
– То есть в случае вашей гибели письма так и останутся лежать.
Атарьяна быстро прикусила нижнюю губу.
– На них могут наткнуться. Случайно.
– Знаете, моя дорогая, мне кажется, вы врете. Нет никаких писем и тайников. Если бы они существовали, вы бы не стали сбегать, а сразу бы пришли ко мне и продиктовали свои условия. Вы просто глупая маленькая девчонка.
– И что же вы собираетесь делать, дорогой дядюшка? Убьете меня?
– Если придется, – холодно ответил Коварэн. – Но мне бы не хотелось прибегать к этому способу. В конце концов, вы дочь моего старшего брата, я испытываю к вам родственные чувства.
– Заметно.
– Я дам вам шанс. Расскажите мне все, что видели и успели узнать, а также кому и когда проболтались. Если вы будете честны и откровенны со мной, то останетесь живы.
– И что со мной будет? Я смогу вернуться к брату? Меня представят риссу?
– Нет, это было бы слишком рискованно. Вы пострижетесь в Дочери Эйры, потом напишете письмо своему брату, в котором объясните, что последние два года провели в молитвах и что намерены продолжать идти по пути благочестия. Вы не вернетесь в Каргабан, но останетесь живы.
– А если я не соглашусь?
– Тогда мне придется найти аргументы, которые вас убедят.
– Какие, например?
Коварэн снова пожевал губами.
– Мне бы, право, не хотелось прибегать к жестокости... Но в этом далеком от идеала мире существует куча способов сломать человека. Особенно молодую женщину. Соглашайтесь, Атарьяна. Это в ваших же интересах.
– Я могу подумать?
– Разве двух лет было недостаточно? Но хорошо, хорошо, к чему упираться? Успокойтесь, поешьте, выспитесь хорошенько. А завтра мы поговорим снова. В конце концов, куда нам торопиться?
Атарьяна постаралась ничем себя не выдать, но Коварэн наблюдал за ней очень внимательно.
– Вы надеетесь, что Гергос вас найдет? – догадался он. – И не мечтайте. Я обо всем позаботился. В ближайшее время ему будет чем заняться. Как знать, возможно, ему даже придется уехать из Тобрагоны?
Он отошел к двери и снова поклонился.
– Я прикажу принести еду.
– Развяжите меня.
– Мне кажется, это будет лишним.
***
Игра продолжалась далеко за полночь. Юный Крассон с каждым часом становился все бледнее, и только на щеках горело несколько пятен нездорового румянца. Гергос не торопился, стараясь не передавить, чтобы мальчишка не вышел из игры раньше времени. Он позволял ему отыгрываться, возвращая свои деньги через несколько партий, иногда Крассон даже уходил в плюс. Но постепенно ставки росли. Они начинали с тысячи, а теперь речь шла уже о двадцати пяти.