Дикая сердцем
Шрифт:
– Чей это дом?
– Джорджа и Бобби. Они собирались приехать сюда на Рождество, но у Джорджа случился приступ одного из этих его забавных предчувствий. – Джона бросает на меня многозначительный взгляд.
Джордж – это грузный пилот со Среднего Запада, известный тем, что часто отказывается от полетов из-за своих суеверных наклонностей.
– Потому они решили переждать снегопад и предложили нам воспользоваться их жилищем следующие три дня. Оно полностью укомплектовано для проживания.
– Это щедрое предложение с их стороны.
При мысли о трех днях наедине
А еще это была последняя ночь, когда я тешила себя иллюзиями, что мой отец сможет пережить рак.
Джона ослабляет хватку на штурвале, чтобы сжать мое колено.
– Они рады, что ты оправилась.
– Это еще предстоит выяснить, – передразниваю я, прежде чем моя улыбка тает. – А как Агнес и Мейбл? Знаю, что ты хотел бы быть рядом с ними сейчас. Они расстроятся?
Мой отец проводил каждое рождественское утро, сидя на диване Агнес с кружкой кофе в руках и шашечной доской перед ним.
– Это Агги следила сегодня за метеорологическим радаром с четырех утра, надеясь застать перерыв, чтобы я полетел к тебе. Она не хотела, чтобы ты застряла в Анкоридже одна. Кроме того, на ужин они едут к Джорджу и Бобби. Там будет много кого из «Дикой Аляски».
– Звучит… восхитительно.
Я слишком долго винила компанию чартерных авиалиний моего отца в нашей разлуке. Ненавидела все, связанное с ней. И чтобы понять, что это не просто бизнес, не просто место для заработка денег, мне понадобилось лично приехать сюда. Мой отец и компания «Дикая Аляска» делали жизнь людей лучше. В ряде случаев – они спасали ее. И его сотрудники были для папы настоящей семьей. Мне до сих пор кажется неправильным, что я вот-вот унаследую деньги, полученные за продажу предприятия, которое так презирала раньше.
Я колеблюсь.
– Дом папы уже выставлен на продажу?
Отец был владельцем всех трех модульных домов на том участке дороги – своего, Агнес и Джоны. Они перешли к нему от моих бабушки и дедушки. Рен Флетчер не отличался быстротой и решительностью в действиях, однако последние недели своей жизни он активно заполнял всевозможные документы, чтобы в нужный момент всю собственность можно было передать другим лицам. Чтобы избежать всей этой муторной истории с завещанием, говорил он. Это облегчило всем жизнь: Джона смог претендовать на тот дом, который снимал, а два других получили в собственность Агнес и Мейбл, которые могли делать с этими домами все, что захотят.
– Еще нет. Весной. Агнес хочет дать нам шанс продать сначала наш дом, а это займет какое-то время. Пока что был только один заинтересовавшийся.
Замечаю,
– Могу помочь ей сменить обои на кухне, если она захочет, – предлагаю я, хотя меня передергивает при одной только мысли о том, что придется соскребать все эти крякозябры.
Помню, когда мы только переехали, жилище Саймона тоже было оклеено обоями. Это был старый английский дом его родителей, который он у них выкупил. Примула – в ванной, яблони – на кухне, сирень – в столовой.
Даже не уверена, что моя мама распаковала свои чемоданы, прежде чем атаковала санузел металлическим шпателем. В конце концов они наняли специальных людей, которые разобрались со всем остальным, потому что, во-первых, это было слишком уж непосильной задачей для одного человека, а во-вторых, сомневаюсь, что Саймон оценил пренебрежительные комментарии моей матери о декораторском вкусе его родителей, пока она в гневе орудовала тем самым шпателем.
Но, разумеется, Агнес я помогу. Я бы сделала все для этой крошечной добродушной женщины, которая стала катализатором моего воссоединения с отцом и вообще причиной того, что я здесь с Джоной. Кроме того, что еще мне делать, пока Джона дорабатывает свой последний месяц в «Аро»?
Как странно будет снова оказаться в этом доме, разбирая все, что делало его домом моего отца. При этой мысли по спине пробегает дрожь беспокойства.
– Я тоже помогу, – рассеянно бормочет Джона, поскольку его пристальное внимание сосредоточено сейчас на заснеженном участке озера впереди нас.
– Оно ведь замерзло, верно? – уточняю я.
– Должно было.
– Должно было?
– Я надеюсь, что оно замерло.
Я бросаю на Джону встревоженный взгляд.
– Ты так шутишь, да?
– Нет. – Он ухмыляется. – Но именно поэтому мы вначале прощупаем его. В основном, чтобы проверить снег, но также и на предмет затопления.
Понятия не имею, что такое затопление озера, но сосредоточенный взгляд Джоны убеждает меня, что я не особо хочу донимать его вопросами прямо сейчас. Сижу тихо все то время, пока снижаемся, и чувствую, как на мгновение лыжи самолета на полном ходу чиркают по поверхности озера, прежде чем снова набираем высоту. Делаем круг, и, когда Джона смотрит на оставленные следы, бурча, что все в порядке, снова снижаемся.
Через несколько минут лыжи Вероники уже скользят по заснеженному озеру. Мы останавливаемся метрах в десяти от домика. В любой другой ситуации я бы забеспокоилась, не врежемся ли мы в него, но, по словам моего отца, Джона – один из лучших пилотов, и если кто и мог что-то понимать в этом, так это Рен Флетчер.
Джона наклоняется вперед, чтобы осмотреть местность через лобовое стекло.
– Миленько, правда?
– Словно рождественская открытка.
Два этажа домика из крашеной глины накрывает крутая крыша с большим козырьком – чтобы защитить деревянную дверь от стихии. С левой стороны торчит высокая труба, а пространство под настилом до отказа забито дровами для растопки.