Дикая степь
Шрифт:
— Прости, батюшка! — Оговорившийся ненароком дьяк сразу пошел пятнами, посунулся на колени, влепив с размаху лбом в не мытый еще пол, хранивший следы вчерашних людских терзаний, — до того могуч был страх перед сухоньким сенатором. — Не повторится боле — клянусь…
— Встань, дурья башка! — криво хмыкнул Андрей Иванович. — Не ползи, встань — а то вдарю…
Нет, не врал дьяк. Людишек, пребывающих у него в подчинении, Ушаков знал как облупленных: при всех своих недостатках, Никифор никогда не отказался бы порадеть за товарищей, дабы те получили из
— Нету зла на вас… Сегодня прощаю все. За то, что благую весть принес, — на-ка тебе…
Никифор от ужаса округлил глаза, наблюдая, как Великий инквизитор достал из кармана плоский металлический полуштоф, откупорил и набулькал добрых полкружки. Судя по запаху, водка была хороша — московская хлебная, тройная, доброй очистки, — какую и положено потреблять высоким господам. Но не в качестве водки дело, а в том, из чьих рук принимаешь! Скажи кому, что за сон на службе принял чарочку из рук Самого, не поверят люди ни за что. Скажут — совсем сдурел с испугу великого, городит что ни попадя…
— На, я сказал! — повысил голос Андрей Иванович, сердясь на робость дьякову. — За добрую весть жалую — не за нерадивость к службе!
— Спаси господь, батюшка. — Истово перекрестившись, Никифор принял чарку, умильно покосился на образа и медленно, запрокидывая голову, в пять глотков выпил огненную жидкость, аки воду простую.
Андрей Иванович, глядя на жирный кадык, дергавшийся в такт булькам под не отросшей как следует бородой, окончательно определился.
Никакой контрмины нету — отсутствуют у Дондуки какие бы то ни было резоны запутывать императорские тайные службы. То, что караван перевозил с бережением великим и отвод сочинял про ногаев, говорит в пользу того, что для хана сия гишперция действительно крайне важна и к огласке никоим образом нежелательна.
Ах какая интересная да занимательная картинка получается! И кому же этот караван предназначался? Вот ведь незадача — нет у Андрея Ивановича ответа на такой вроде бы совсем простой вопрос! Ко всем тайнам империи такого масштаба имеет ключи Великий инквизитор — по чину положено. А вот к этой, поди ж ты, — нету…
— Благодарствую, батюшка. — Выпив водку, Никифорчинно занюхал засаленным рукавом, осторожно поставил кружку на стол и отвесил низкий поклон. — Вовек твоей ласки не забуду…
— Печать… — вдруг смутно озаботился Андрей Иванович. — Печать не вскрыта ли была на пакете с доносом сим?
— Господь с тобой, батюшка! — испуганно всплеснул руками Никифор. — Коли бы так — тут же доложил бы, как Уставом заведено… Целехонька печать была — и курьерский яшшик тож опечатан как следает.
— Ну, добро, — порадовался Андрей Иванович. — Добро, коли так. Цалуй за ласку!
— Благодарствую, батюшка, — истово промычал Никифор, низко склоняясь над столом и раболепно хватая протянутую для поцелую сухонькую длань. — Вовек…
“Стук!!!” Цепко ухватив дьяка за руки, Андрей Иванович потянул его на себя, резким рывком продолжая движение несчастного, и на завершающей фазе с маху прислонил виском к остро выступающей над столом мраморной чернильнице. Брызнуло чернилами на бумаги, слабо ойкнув, дьяк всем телом завалился на стол, по его жирной спине пробежала мелкая дрожь.
— Да ты, никак, пьян, собака!!! — неожиданно громко взвизгнул Андрей Иванович, с трудом спихивая дородное тело на пол и пряча стоявшую на столе кружку в карман душегрея. — Спотыкаться на докладе?! Да я тебя…
На начальственный взвизг тотчас влетели из сеней двое приказных стражей с мушкетами. Испуганно глянули на господина, растерянно мигая на свет. При виде распростертого на Полу тела приосанились, переглянулись понимающе — не повезло, однако, сегодня дьяку, угодил на самого!
— В подвал! — велел Андрей Иванович, коротко ткнув перстом на дверь. — Двадцать плетей за нерадение!
— А он… помре! — втянув голову в плечи, доложил один из стражей, первым ухвативший Никифора за шкирку. — Не шевелится совсем…
— И впрямь — преставился, — подтвердил второй страж, поелозив пальцами под бородой дьяка и закатав ему веко. — Вот неловко упал-то, господи прости…
— Аи-аи! — нешуточно опечалился Андрей Иванович. — Скот был, слов нет, но такой работяшший дьяк… Аи, жалко! Ну — тащите прочь, что ли. Шлите курьера: цирюльника со слободы, пусть посмотрит да приберет как надобно. Да поживее, сучье племя, — мне работать надобно…
Глава 5
…Да, дорогие мои, вот так вероломно с нами поступили служители культа: укололи, утащили, упаковали, увезли…
Стоп… А почему — с нами? Сначала ведь хотели забрать одного Бо — меня никуда не приглашали, это я помню очень хорошо. Зачем же тогда взяли обоих? Меня должны были бросить там, на аллее, как только я нырнул в свою цветную трубу и перестал быть опасен — я-то господам монахам совсем не нужен! Что за прихоть? Ни для противовеса же, чтобы верблюду было удобнее!
— Бо? — вопросительно вякнул я, втягивая голову в плечи. — Ты тут или как?
— Ну, — ответил Бо. — Тут.
Правильно я определил точку сопения: мой боевой брат находился совсем рядом — по ту сторону верблюда. А погонщик верблюжий — он же ближний конвоир — проявляет преступно-халатное миролюбие. Попробовали бы у меня пленные вот так переговариваться в бытность мою верным псом Родины, я бы им устроил веселое времяпровождение!
— Как оно вообще, Бо? — слегка осмелев, поинтересовался я. — Ты живой?
— Ну, — буркнул Бо.
— А почему не спрашиваешь — как я? — продолжал я развивать успех. — Или ты меня уже вычеркнул из своей жизни?
— П…болишь — значит, в норме, — высказался Бо. — Был бы ранен, уже ныл бы вовсю.
— Чего бы это я ныл? — неприятно удивился я. — Разве я не могу, как положено по уставу, стойко переносить…
— А ты по жизни нытик, — бесцеремонно оборвал меня Бо. — Чуть что не по-твоему — сразу ныть!
— Злой ты, — обиделся я. — Толстый, противный, злой и… и попадосный. Это из-за тебя мы попали.