Дикая степь
Шрифт:
— Ну-ну. — Бо хитро прищурился — он меня насквозь видит, такие штуки с ним не проходят. — “Сторона”, значит? Ну, смотри! Твоя жопа сам себе хозяин…
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Вот так все с ходу бросить и прокатиться в Калмыкию у нас не получалось — исходя из упомянутого выше статуса Бо. Нужен был веский повод, со всех сторон оправдывающий приезд большого человека Бо и пребывание его в течение какого-то времени на родине предков. А потому мы просто затаили злобу и почти полтора месяца выжидали, собирая между делом любую доступную информацию по интересующему нас объекту.
А в начале июня
Вот оно, алиби — достойное и исчерпывающее во всех отношениях! Семейственность у калмыков стоит превыше всего: было бы даже странно, если бы Бо вдруг не почтил своим присутствием два столь значимых мероприятия…
Перед отъездом мы обсудили ситуацию и определились с основными задачами путешествия.
Сразу скажу: война с ханом в наши планы не входила. Мы парни хоть и бравые, суровые, испытанные — но отнюдь не камикадзе. Кое-чего в этой жизни достигли, имеем хорошее положение, определенное состояние и неплохие перспективы на будущее. В общем — нам есть что терять, и терять это мы не собираемся. Сражаться с коррумпированной государственной машиной, одним из агрегатов которой является хан, — это удел героев, проникнутых светлым оптимизмом детективных романов, авторы которых живут в своем выдуманном розовом мире и живого убийцу не видели ни разу.
А мы не герои. Мы сами — потертые шестеренки похожей системы. И живых убийц мы не только видели неоднократно, но и руками трогали. И не только руками. И не только живых…
И вообще, имеем мнение, что с машиной бороться нельзя, и прекрасно знаем, чем такие дурные эскапады заканчиваются…
Вопрос: зачем мы вообще поперлись в Калмыкию в таком случае? Да все просто, дорогие мои! Мы с Бо решили собрать на Кирхана компромат. Но не обычную компру по типу журналистского расследования в стиле суровой правдоискательницы Лены Касюм — нет, ни в коем случае! Такая методика только в Европах эффективна, где законность и права человека превалируют над любыми клановыми условностями. А у нас это давно не работает, потому что мы привыкли. Нет, я Лену заочно люблю, и моя личная оценка ее профессионализма чрезвычайно высока. Только вот не понял, чем она собиралась удивить почтенную публику, повествуя о детских шалостях уездной степной автократии, в то время как за кадром остались вещи гораздо более несуразные и порой просто необъяснимые?
Судите сами. Снят одним росчерком пера начальник регионального УФСБ, не угодивший правящему клану; полковник МВД из проверочной комиссии, хапнувший дозу летальной информашки, средь бела дня вдруг сигает вниз головой с балкона; в республиканской больнице стабильно поправляются раненые чеченские боевики; для устранения неугодной журналистки сидящего в СИЗО преступника в извращенной форме отпускают в “увольнение”; находящийся в федеральном розыске господин Абу Мовсаев в сопровождении личной охраны вовсю раскатывает по Элисте, нанося визиты чиновникам МВД и госаппарата и производя между делом экскурсию с банкетами по местам прежней<Мовсаев
…Вот лишь незначительные крохи информации, которая доступна каждому жителю Калмыкии — без какого-либо ограничения! Ну и что — кто-нибудь почесался?
Нет, нам был нужен компромат иного рода…
Мы собирались поискать, чем таким занимается Кир-хан со товарищи, что могло бы сильно не понравиться его могущественной московской “крыше”. Эти уездные князья — такие баловники, такие шалуны! При всей их вящей лояльности Центру, на местах всегда сыщется масса соблазнов организовать втихаря свой персональный бизнес, с которого не нужно отчислять проценты Покровителям. Наряду с этим на местах всегда возникают возможности производить кое-какие махинации совместно с некоторыми сторонними силами, которые ханским Покровителям, скажем так, не очень дружественны…
Иными словами, мы с Бо собирались произвести разведку: кое-что снять, записать, сфотографировать, подсобрать материалец какой-никакой и в дальнейшем товарища хана некоторым образом прошантажировать. Нет, не нагло и развязно, как в кино показывают, а так себе — самую малость, слегка. Ты хороший парень, и мы тоже ничего себе пацаны. Вот что у нас есть — глянь-ка. Мы ничего такого не просим: ты только отдай назад что взял — с тебя не убудет. А мы взамен клянемся молчать до гробовой доски и любить тебя как брата…
Экипировались соответствующим случаю образом — благо в средствах мы не стеснены. Взяли ноутбук с наработанной базой и адресом в Интернете, цифровую видеокамеру, два диктофона, пару портативных фотоаппаратов и кое-какие шпионские штучки из арсенала фирмы, возглавляемой Бо. Я очень хотел прихватить пару хороших стволов, но Бо категорически отверг такое заманчивое предложение:
— Мы там стрелять не собираемся. Да и спокойнее так: сам знаешь, когда оно под рукой, трудно удержаться от соблазна…
Ну вот: собрались, посовещались, экипировались, сели на вишневый Джип “Grand Cherokee”, принадлежащий Бо, — и покатили себе потихоньку. Благо мой родной Новотопчинск тут неподалеку — каких-нибудь восемьсот километров…
…Мерная поступь корабля пустыни действовала не хуже хорошего транквилизатора. Если бы не дурные мысли да неудобное положение, давно бы уже заснул: солнышко ласково припекает, птички щебечут, травами пахнет так хорошо… А с другого верблюжьего бока соблазнительно храпит мой толстяк. Бо вообще фаталист по натуре: если он будет точно знать, что вечером ему предстоит умереть, то это событие ни в коем случае не будет воспринято им как повод для отказа от хорошего обеда с последующим двухчасовым сном.
А меня терзали дурные предчувствия. Что-то подсказывало, что испытание, уготованное мне монахами в случае смерти травмированного тибетского инока, — полнейшая дрянь. Не будут меня там феи степные ласкать, игриво прислоняясь к организму разными местами и проверяя, скольких за раз я смогу удовлетворить в нетрадиционных позах. И пить армянский коньяк наперегонки с главным монашеским обжорой не заставят. А будет там скорее всего какая-нибудь летальная пакость…
— Приехали? — несколько нервозно поинтересовался я, когда после достаточно продолжительного времени передвижения караван вдруг стал.