Дикая вода
Шрифт:
Она не противилась. Он нагнулся и осторожно поцеловал ее в голову. Зина сделала вид, что не заметила поцелуя. Тогда он обнял ее за шею, прижал к себе и поцеловал в губы.
– Ну, вот еще! – сердито сказала Зина и попыталась вырваться. Но то ли Димка держал ее крепко, то ли она приложила мало усилий, вырваться ей не удалось.
А Димка между тем поцеловал ее еще раз. Тучи, закрывавшие луну, расползлись и ее медный диск наконец-то приподнялся над вершинами кедров. В лунном свете засеребрился воздух, выплыли четкие квадраты вагончиков, расставленные по периметру ровной прямоугольной площадки. Зинкин вагончик оказался совсем рядом.
– Пойдем, я провожу тебя до него, – сказал Димка. – А то ты действительно замерзнешь.
Притаившись в тени молодого подроста, медведь долго смотрел на поваленный кедр, лежавший на склоне небольшого, крутолобого взгорка. Вывернув пласт земли, за которую дерево держалось корнями, оно не оторвалось от нее. Нижние корни все так же цепко хватались за почву, подпитывая соками ствол. По этой причине кедр не потерял хвою. Она была зеленой и густой, особенно на вершине. Под этой вершиной и располагалась берлога медведя. Не отрывая взгляда от упавшего кедра, он настороженно слушал тайгу, пытаясь уловить в ее монотонном шуме непривычные звуки.
Медведь шел сюда медленно, постоянно поднимая морду и поводя кончиком носа, чтобы понюхать воздух и прислушаться. То, что он увидел на берегу, ошеломило его. Под напором железного чудовища, извергавшего из трубы отвратительный синий смрад, содрогаясь и осыпая землю шишками, рухнул столетний кедр. Берег был заставлен вагончиками, между которыми суетились люди. Они вероломно вторглись на чужую территорию обитания, и теперь было видно, что изгнать их отсюда уже не удастся. Дав волю эмоциям, медведь направился вглубь тайги, где не было ни людей, ни смрада.
Несколько раз он выходил на крутоярье реки, где, задирая морду, снова принюхивался, стараясь обнаружить непрошеного соперника. Но ни машинной вони, ни запаха другого медведя здесь не было. На некоторых кедрах он видел лишь свои собственные отметины. Там, где, поднимаясь на задние лапы, он делал когтями царапины, выступила янтарная смола.
Обследовав берег, медведь вышел на гриву и залег в островке молодого сосняка. Отсюда хорошо просматривалось пространство. День был пасмурным, но безветренным. Малоподвижный воздух перемещался верхом, в кронах деревьев, его неслышное дуновение лишь изредка достигало земли. В такую погоду можно было полагаться только на зрение и слух. Но при каждом дуновении воздуха медведь напрягал и обоняние. Он напряженно ждал встречи с невидимой опасностью и заранее готовился к ней.
Однако тайга была на удивление спокойной. За несколько часов лежки он постоянно слышал лишь хриплый крик кедровки. По всей видимости, птица не могла удержать шишку во время полета и, уронив ее, плакала от обиды. Где-то далеко деловито постукивал по сухой лесине дятел, выискивая белых, жирных гусениц короеда. Однажды совсем рядом с медведем зацвокала белка. Он насторожил уши, жадно прислушиваясь к окружающему пространству, но не обнаружил ничего подозрительного. Единственное, что не давало ему покоя, это постоянный писк бурундуков у росшего в отдалении кедра.
Уже перед самым вечером медведь встал с лежки, намереваясь пройти до ягодных мест, где он кормился все эти дни. Проходя мимо кедра, он увидел сидевшего на поваленной лесине бурундука, щеки которого раздулись от спрятанных за ними орехов. Заметив медведя, бурундук пискнул и торопливо шмыгнул под кедр. Медведь, вытянувшись пластом, попытался прихлопнуть его лапами, но бурундук успел заскочить в нору. Медведь сунул в ее вход морду и задвигал кончиком носа. Учуяв запах добычи, он, сопя и роняя слюну, начал разгребать землю когтями. Мощными рывками передних лап он выгребал ее себе под брюхо, а затем задними отбрасывал далеко от кедра. Медведь работал со свирепой настойчивостью. Поняв, что нора уже не может защитить от грабителя и убийцы, бурундук попытался выскочить из нее. Но это ему не удалось. Медведь придавил его тяжелой лапой и затем, чуть приподняв ее, схватил бурундука зубами. Тот не успел издать даже последнего писка.
Расправившись с бурундуком, медведь начал разрывать нору дальше. Вскоре он добрался до кладовой. Маленький бурундук оказался запасливым зверьком. Готовясь к долгой северной зиме, он натаскал в широкий и просторный отнорок целую кучу отборных кедровых орехов. Уткнувшись в них носом, медведь, чавкая и хрустя скорлупой, начал с жадностью поедать их. Когда большая часть орехов была съедена, медведь, фыркнув, приподнялся и тряхнул головой, пытаясь освободиться от прилипшей к морде земли. Потом потерся носом о переднюю лапу и, поднявшись во весь рост на задних, насторожился. Ветер все также шумел в верхушках деревьев, работящий дятел в отдалении продолжал деловито стучать по сухостойной лесине. Постояв несколько минут, медведь покрутил головой, оглядывая окрестности, опустился на землю и двинулся дальше.
Осень в этом году выдалась сухой и щедрой. Под каждым кедром валялись шишки, поляны были усеяны черникой, а склоны грив краснели от брусники. Она уже начала темнеть и осыпаться на землю, но жировать на ней еще можно было вовсю. Медведь быстрым, размеренным шагом вышел к своим брусничным местам. День клонился к закату, багровое солнце уже коснулось своим краем деревьев, и они отпечатали на земле длинные черные тени. Медведь остановился в тени на гриве, не решаясь выйти на открытое пространство. И снова задвигал кончиком мокрого носа, стараясь уловить все запахи, доносившиеся до гривы.
На брусничных местах было спокойно. Лишь однажды из брусничника высунулась маленькая рыжая головка с крошечными круглыми ушами и тут же скрылась, припав к земле. Это был колонок, вышедший на вечернюю охоту. Медведь скользнул по нему взглядом и тут же насторожился. На другой стороне гривы раздался еле слышный топот копыт. Медведь прильнул к земле, положив голову между лап и повернув уши в сторону топота. По звуку копыт и еканью селезенки он сразу определил, что бежит крупный сохатый. Осторожно, по кошачьи, медведь выполз на край гривы. Огромный, казавшийся в сумраке почти черным, лось в красивых белых чулках торопливой рысью шел по дну лощинки. Широкие красивые рога величественно покачивались над его крупом, селезенка, в такт шагам, екала в подреберье. Не замечая опасности, он проломился сквозь молодой сосняк и исчез в густеющей темноте. Медведь встал и, замерев, долго смотрел в ту сторону, куда удалился лось. Но в лесу уже не было слышно никаких звуков. Пробежавший зверь бесследно растворился в тайге.
Ночью медведь кормился на бруснике, а перед рассветом снова залег на гриве в надежде встретить сохатого. Но за весь день мимо не прошло ни одного лося. Между тем погода изменилась. Ветер с западного повернул на северный и принес в тайгу первые запахи стужи. Вечером в холодном воздухе замелькали похожие на лебяжий пух легкие снежинки. Медведь знал, что они еще только предвестники зимы, настоящие холода начнутся позже, когда каждое утро на траве будет появляться иней, но инстинкт потянул его к берлоге. Он пошел к ней утром.