Дикая жара
Шрифт:
Время от времени его беззастенчиво прерывали завывания дисковой пилы.
В четырнадцать часов сорок две минуты капитан Остроумов с двумя сотрудниками проезжал по Выборгскому шоссе в районе Шуваловского парка, когда им поступило сообщение о происшествии в коттеджном поселке Васильки. Приехав на вызов, они застали перед входом в коттедж трясущуюся от страха женщину, представившуюся хозяйкой дома Васнецовой Ириной Леонидовной. По ее словам, она вернулась домой и увидела сквозь большие окна первого этажа, что в доме неладно.
Приехавшие милиционеры вошли
– Мы немедленно произвели задержание, – сообщил Остроумов. – Подозреваемый оказался гражданином Кротовым, семьдесят второго года рождения, сослуживцем потерпевшего. Вину свою, конечно, отрицает, но все до того ясно, что не о чем разговаривать…
– Это хорошо, когда ясно… – проговорил Мехреньгин и повернулся к задержанному: – Гражданин Кротов, вы, значит, вину свою не признаете?
Кротов, услышав его голос, вздрогнул и широко открыл глаза, как будто внезапно проснулся:
– А? Что? Я его не убивал…
– А что же тогда произошло?
– Я приехал сюда… вошел в коттедж – и вдруг со мной что-то случилось, я потерял сознание, потом пришел в себя – Олег лежит, я рядом с ним, и у меня в руке пистолет… и тут как раз вот они появились, – он кивнул на милиционеров.
– Нет, ну это надо! – Остроумов закатил глаза. – Потерял сознание, очнулся – гипс! Кротов, вы бы хоть придумали что-нибудь более правдоподобное! Вы за кого нас принимаете? Мы что, по-вашему, олухи доверчивые?
Женщина, сидевшая в плетеном кресле, вдруг подняла опустошенное заплаканное лицо, взглянула на Кротова растерянным, непонимающим взглядом и простонала:
– Зачем? За что ты его? За что ты Олега?..
Кротов повернулся к ней, хотел что-то сказать, но тут снова взвыла дисковая пила, и он только махнул рукой и снова отвернулся.
– Вот видите, Кротов, – капитан Остроумов посерьезнел. – Не мы одни недоумеваем… лучше бы вы сознались, сняли грех с души… Ладно, дело ясное, можно оформлять протокол.
– Это хорошо, когда все ясно… – повторил Мехреньгин. – А покажите-ка мне место преступления… протокол – это недолго, с протоколом мы всегда успеем!
Остроумов поморщился, но ничего не сказал и провел Мехреньгина с Топтуновым в коттедж. По дороге Жека внимательно поглядел напарнику в глаза, но Мехреньгин послал ему в ответ взгляд совершенно непроницаемый, так что Жека отвернулся ни с чем.
Внутри оказалось еще жарче, чем снаружи. Солнце шпарило сквозь стеклянную стену, выходившую в сад с другой стороны дома, и казалось, сам воздух плавится от жары. На полу, в нескольких шагах от входа, лежал, широко раскинув руки и уставившись в потолок пустыми мертвыми глазами, мужчина лет сорока в летних льняных брюках и светлой футболке. На груди его расплылось небольшое темное пятно, под головой на светлых плитках пола растеклась лужица крови. Возле мертвеца возился судмедэксперт Трубников. Как он успел к трупу раньше их – совершенно непонятно, как и то, где успел простудиться в такую жару.
– Ну что, ребята? – проговорил Трубников гнусавым простуженным голосом. – Ну и жара тут!
– А чего кондиционер не включили? – спросил Топтунов, протиснувшись в холл вслед за напарником.
Трубников переглянулся с Мехреньгиным и хмыкнул.
Ежу ясно, что, пока эксперт не закончит предварительный осмотр, на месте преступления ничего нельзя менять – нельзя открывать или закрывать окна, выключать или включать отопление и кондиционер, чтобы температурный режим был такой же, как в момент преступления.
– Ну, что ты можешь сказать? – поинтересовался Мехреньгин, обмахиваясь газетой.
– Пока окончательно говорить рано, – ответил осторожный Трубников и шумно высморкался. – Имеем огнестрельное ранение и открытую черепно-мозговую травму. И то и другое могло послужить причиной смерти, точно скажу только после вскрытия. Мне представляется, что сперва был выстрел, потерпевший упал, при этом ударился головой о стеклянный стол…
Мехреньгин проследил за взглядом эксперта.
Рядом с трупом пол был усыпан грудой прозрачных осколков, словно голубоватыми льдинками.
– Удар о стол вызвал черепно-мозговую травму, – закончил Трубников.
– А время смерти определить можешь?
– Опять-таки приблизительно. – Эксперт чихнул, извинился и продолжил: – При такой жаре все физиологические процессы идут очень быстро, так что я считаю, что смерть наступила примерно сорок-пятьдесят минут назад, максимум час…
– Значит, в четырнадцать двадцать – четырнадцать тридцать… – протянул Мехреньгин, взглянув на часы.
– Где-то так, – согласился эксперт.
Валентин задумчиво огляделся.
В этом холле, как и на участке, все было очень красиво, продуманно. Каждая вещь, каждая деталь обстановки подобрана со вкусом.
Пол выложен крупной черно-белой плиткой, как огромная шахматная доска, и на этой доске мертвый хозяин дома выглядел как поверженная шахматная фигура – король или ферзь.
В глубине холла, напротив входа, находился камин, отделанный грубым диким камнем. Перед ним стоял низкий кожаный диван, слева от камина – квадратная стеклянная ваза, полная свежих алых роз.
Мехреньгин задержался взглядом на этой вазе и слегка наморщил лоб.
Что-то его здесь не устраивало. Жека, внимательно наблюдавший за напарником, забеспокоился.
– Валентин, ты чего это? – тихонько спросил он.
Мехреньгин отмахнулся от него – не мешай, мол, дай подумать.
– Начинается! – вздохнул Жека.
Он имел большие основания для беспокойства, ибо все отделение знало, что капитан Мехреньгин любит разгадывать детективные загадки. Причем, прежде чем отгадать, капитан эти загадки любил загадывать. То есть искал неясности в делах по принципу «найдет свинья грязи». Нельзя сказать, что такое пристрастие находило у окружающих полное понимание. Начальство частенько поругивало Мехреньгина за то, что он любит все усложнять. Но капитан не успокаивался и все время выискивал подводные камни в самых простых на вид делах. Вот как сейчас.