Дикие груши
Шрифт:
— Как со всеми?
— А так же, как и у нас с вами. Только кошмары разные. Не у всех бывают бандиты с ножами.
— А с чем же они?
— У кого с чем. У одних с пистолетом, у других с камнем. А у меня, например, с кинжалом.
Если говорить честно, то никто за Майсарат ночью с кинжалом не гонялся. Но она считала, что имеет право таким вот образом утешить больную. А свою выдумку отнести к разряду святой лжи. Не для себя же она, в самом-то деле!
— И вам не бывает страшно?
— Почему не бывает? Бывает! Во сне же не понимаешь, что это не на самом
— И посторонним рассказываете?
— Почему бы нет? Знаете, бывают сны и пострашнее. Только люди стараются не придавать им значения. А иногда даже не могут потом вспомнить свой сон… Дайте, пожалуйста, градусник.
— Сколько, доктор? Тридцать девять? Сорок? Только говорите правду! — Больная вскочила со стула.
— Ну-ну, сидите, пожалуйста. Ничего страшного, посмотрите сами: тридцать семь и пять.
— Тридцать семь и пять… Значит, я поправлюсь? А я думала — все. Говорят же, кто часто болеет, тот легче переносит болезни. Привыкает к ним. А здоровому стоит заболеть, он может с непривычки… ну, понимаете…
— Кто это вас просветил?
— Все говорят. Да я и сама понимаю. Знаете, я раньше полдюжины порций мороженого могла съесть. Воду пила прямо из холодильника — и ничего. Считала себя закаленной. А вот вчера съела одну порцию, понимаете, всего одну, а температура ночью, наверное, выше сорока была. Голова закружилась, в глазах потемнело. Да еще и в сердце что-то кольнуло. Словно тот бандит нож всадил. Ну, думаю, все, конец. И мужа побоялась разбудить. И «скорую» не решилась вызвать, чтобы хоть надежда какая осталась… Не знаю уж, как я эту ночь пережила. Утром муж детей в садик отводил.
— У вас двое? — спросила Майсарат, не зная, как отвлечь мнительную пациентку.
— Близнецы! — ответила женщина не то с гордостью, не то с сожалением.
— Трудно приходится?
— Да нет! Днем они в садике. Вечером муж с ними возится. А у вас?
— Один сын. — Майсарат с грустью подумала, что в ее семье нет сейчас такой идиллии. И муж, и сын заняты своими делами. Они так редко собираются вместе вечерами, чтобы поговорить…
А женщина между тем не могла остановиться:
— О детях-то можно не беспокоиться. Ведь все для них — садики, школы, врачи. И все самое лучшее, — сказала женщина с интонацией, которая показалась Майсарат странной для матери. — Дети наши не пропадут… Что им сделается? А вот как мне уберечь здоровье… Вы подумайте, в моем возрасте — уже сердце. А дальше как? У нас, по-моему, сердечные болезни и лечить-то по-настоящему не умеют. Ну, скажите, скажите, доктор, что мне теперь делать?
— У вас и сейчас покалывает в сердце? — спросила Майсарат, стараясь проявить свое обычное терпение.
— Да, доктор! Хотя подождите. Сейчас? Нет, сейчас как будто не колет. Но вот вы, врач, можете гарантировать, что больше колоть не будет? Можете?
— Ну, сначала я все-таки должна послушать ваше сердце, измерить давление. Пройдите, пожалуйста, за ширму и разденьтесь.
Осмотрев больную и измерив давление,
— Вы можете жить совершенно спокойно: ваше сердце работает как часы.
— Это неплохо, считаете?
— Будь у меня такое сердце, я прожила бы лет сто пятьдесят.
— На что я должна обратить внимание?
— Занимаетесь зарядкой?
— Бегаю трусцой, прыгаю со скакалкой и плаваю. Даже зимой бегаю и принимаю холодный душ.
— Это прекрасно. А как у вас аппетит?
— Не жалуюсь. Люблю поесть.
— Много? Всего досыта?
Больная конфузливо кивнула.
— Вот это напрасно. Вы расположены к полноте. И вам надо привыкнуть есть умеренно.
— На время болезни?
— Потом тоже. Вы, наверное, знаете, человеку полезнее недоесть, чем наоборот. За этим вы и последите, в первую очередь, как только поправитесь… А пока — три дня постельного режима, лекарства, которые вам прописала. И естественно, никакого бега, никакого плавания. Это вы потом наверстаете. Придете ко мне через три дня. От мороженого и холодной воды придется отказаться.
— Вообще?
— Нет, пока.
— Доктор, хотите, я достану вам такое же платье, как мое? — Вдруг деловито предложила больная. — Я, знаете, в комиссионке работаю. Чего только иной раз не приносят…
— Спасибо, спасибо, — поторопилась отказаться Майсарат. — Мне ничего не нужно.
— Я вам так благодарна. Сразу стала лучше себя чувствовать.
— Это очень хорошо. Скоро вы совсем поправитесь. Я бы с удовольствием поговорила с вами еще, но меня ждут больные. Передайте, пожалуйста, чтобы зашел следующий.
Майсарат выслушивала очередного пациента, когда в кабинет вошла ее коллега врач-окулист. Словно не замечая больного, она наклонилась к Майсарат и вполголоса принялась рассказывать, как многим она обязана одному знакомому человеку. Потом протянула историю болезни:
— Он там, у дверей. Как освободишься, вызови его.
— Я его внимательно выслушаю, только пусть придет к часу. Видела, какая у меня сегодня очередь.
— Ты это мне? — не поверила коллега.
Майсарат молча кивнула.
— Значит, он должен торчать до обеда, а ты будешь соблюдать очередь?
— Пусть немного погуляет или посидит в саду, а к часу я освобожусь и обязательно приму…
— Да ты… да я… Дай назад карточку! — Она схватила со стола историю болезни и выскочила из кабинета, даже в дробном стуке каблуков слышалась оскорбленность. И все-таки она тут же вернулась и злорадно прошипела в приоткрытую дверь:
— Спасибо тебе! Сам доцент осмотрит его!..
— Понимаю, был бы тяжело больной и нуждался в неотложной помощи. А то — нужный знакомый! И как только не стыдно! — Возмущался больной, который был у Майсарат на приеме…
Последним в кабинет вошел молодой мужчина с прятным улыбчивым лицом и добрыми глазами. Этого человека она помнила: он дважды приходил с катаром верхних дыхательных путей. Мужчина был высокий, немного нескладный, с большими грубыми руками. Но при этом градусник он брал так бережно и надежно, что было ясно — его руки умеют делать тонкую работу.