Дикие лебеди
Шрифт:
24. «Пожалуйста, прими мои извинения, опоздавшие на целую жизнь»: Родители в лагерях (1969–1972)
В трех днях езды от Чэнду, в северном Сичане, находится равнина Волопаса. Там есть дорожная развилка: одна ветка идет на юго — запад, в Мии, лагерь отца, а другая — на юг, в Ниннань.
Название равнине дала знаменитая легенда. Божественная Ткачиха, дочь Небесной Государыни, спускалась туда из небесного дворца купаться в озере. (Считается, что метеорит, упавший на Метеоритной улице в Чэнду, служил основанием ее ткацкого стана.) Юноша, пасший у озера волов, увидел богиню, и они полюбили друг друга. Они поженились, у них родились сын и дочь. Небесная Государыня
Она прибыла в лагерь в ноябре 1969 года с пятьюстами бывшими чиновниками из восточного района — и цзаофанями и «попутчиками капитализма». Из Чэнду их выслали в спешке, никаких жилищ не подготовили, не считая бараков, которые остались после военных инженеров, строивших железную дорогу из Чэнду в Куньмин — столицу провинции Юньнань. Одни набились в эти бараки, другим пришлось ютиться в домах местных крестьян.
Не было никаких строительных материалов кроме камыша и глины, которую приходилось выкапывать в горах и приносить вниз. Глину разводили водой и лепили из нее кирпичи. Не было ни машин, ни электричества, ни скота. На равнине, находящейся на высоте 5 000 метров над уровнем моря, на сезоны делится не год, а день. В семь часов утра, когда мама начинала работу, температура почти опускалась до точки замерзания. К середине дня она поднималась выше +30°. Примерно в четыре часа пополудни по горам проносились палящие ветры, буквально сдувавшие людей с ног. В семь часов вечера, когда работа заканчивалась, воздух вновь стремительно охлаждался. В этих суровых условиях они трудились по двенадцать часов в день, с кратким перерывом на обед. В первые несколько месяцев они ели только рис с вареной капустой.
Лагерь, с военными порядками и администрацией, подчинялся Революционному комитету Чэнду. Сначала с мамой обращались как с классовым врагом и весь обеденный перерыв заставляли стоять со склоненной головой. Такое наказание — «обличение у поля» — рекомендовалось в прессе, чтобы напомнить отдыхающим, что им нужно копить силы для ненависти. Мама заявила командиру отряда, что не может весь день стоять на ногах. До «культурной революции» он работал в военном отделе восточного района и был с мамой в хороших отношениях; он приказал прекратить эту практику. Тем не менее маме давали самую тяжелую работу, и по воскресеньям она, в отличие от других заключенных, не могла отдыхать. Маточные кровотечения усилились. Потом она слегла от гепатита. Все ее тело пожелтело и опухло, она едва держалась на ногах.
Кого в лагере было с избытком, так это врачей, потому что туда отправили половину медицинских работников восточного района. В Чэнду остались лишь те, без кого не могло обойтись руководство городских ревкомов. Врач, лечивший маму, говорил, что он и его коллеги искренне благодарны ей, защищавшей их до «культурной революции», и что, если бы не она, его наверняка записали бы в «правые» еще в 1957 году. Западных медикаментов не было, поэтому он ходил за много километров, чтобы набрать лекарственные травы, которые китайцы принимают при гепатите, например, азиатский подорожник и портулак крупноцветный.
В докладе лагерному начальству он преувеличил заразность маминой болезни, и ее переместили в отдельное жилье, в километре от общей территории. Мучители, боявшиеся инфекции, оставили ее в покое, но доктор приходил каждый день; он тайно брал для нее у местного крестьянина козье молоко. Теперь мама жила в заброшенном свинарнике. Товарищи по лагерю заботливо расчистили его и устлали толстым слоем сена. Она воображала, что возлежит на пышной перине. Знакомая повариха вызвалась носить ей еду. Если никто не видел, она подкладывала в паек пару яиц. Когда появилось мясо, мама ела его каждый день — а другие только раз в неделю. Друзья покупали ей на базаре свежие фрукты — груши и персики. Гепатит стал для нее даром небес.
Дней через сорок, к большому ее огорчению, она поправилась, и ее перевели обратно в лагерь, теперь размещавшийся в новых глинобитных хижинах. Равнина Волопаса — странное место, привлекающее гром и молнию, но не дождь, который проливается на соседние горы. Местные крестьяне не сажали там зерновых, потому что почва была сухой, а частые сухие грозы представляли опасность. Но другой земли у лагеря не имелось, поэтому заключенные посадили особый сорт засухоустойчивой кукурузы и носили воду с нижних склонов гор. Чтобы получить рис, они предложили местным крестьянам помощь в возделывании полей.
Крестьяне согласились; но по местным обычаям женщинам запрещалось носить воду, а мужчинам сажать рис — это могли делать лишь замужние женщины, у которых были дети, особенно сыновья. Чем больше сыновей родила женщина, тем охотнее ей позволяли гнуть спину. В соответствии с поверьем, ростки, посаженные матерью многих сыновей, дадут много рисовых зерен (по — китайски слова «зерно» и «сын» звучат одинаково). В первую очередь от этого древнего обычая «выиграла» мама. У нее было трое сыновей, больше, чем у основной массы ее товарок по лагерю, поэтому ей пришлось по пятнадцать часов в день сидеть на рисовом поле, согнувшись в три погибели, с воспаленной брюшной полостью и кровотечением.
Ночами мама, как и остальные, дежурила у свинарника, сторожила его от волков. За бараками — мазанками из глины и травы — тянулась горная гряда, по праву называемая Волчьим логовом. Волки, как поведали местные жители, были очень умны. Забравшись в свинарник, волк почесывал и лизал свинью, особенно за ушами, погружая животное в своеобразный сладостный транс, чтобы оно не подняло шум. Затем прихватывал свинью зубами за ухо и выводил из свинарника, не переставая поглаживать своим пушистым хвостом. Свинье все еще грезилось, что она в объятиях возлюбленного, когда волк набрасывался на нее.
Крестьяне предупредили городских, что волки — а также встречающиеся временами леопарды — боятся огня, поэтому каждую ночь возле свинарника жгли костры. Мама провела много бессонных ночей, наблюдая за метеоритами, проносящимися по сияющему звездному небосводу, и слушая далекий, доносившийся из темноты вой из Волчьего логова.
Как — то вечером она стирала у небольшого водоема. А когда поднялась, обнаружила, что прямо на нее устремлены красные глаза волка, замершего метрах в двадцати по ту сторону пруда. У мамы волосы встали дыбом, но она вспомнила, что друг детства, Большой Ли, учил ее, как поступать при встрече с волком: медленно идти назад, не проявляя ни малейших признаков паники, не по?орачиваться спиной и не бежать. Она стала тихо пятиться в сторону поселка, не отрывая глаз от преследовавшего ее зверя. Когда она достигла границы лагеря, волк остановился: уже виден был огонь, слышны голоса. Мама повернулась и в мгновение ока скрылась за дверью.
Во тьме сичанских ночей светил только костер. Электричества не было. Свечи, даже когда их завозили, стоили слишком дорого, керосина не хватало. Но в любом случае читать было практически нечего. В отличие от Дэяна, где я наслаждалась относительной свободой и могла читать книги, добытые Цзиньмином на черном рынке, «школа кадров» жестко контролировалась. Из печатных материалов дозволялись лишь «Избранные труды» Мао Цзэдуна и «Жэньминь жибао». Иногда в военной казарме в нескольких километрах от лагеря показывали фильм — «образцовый спектакль» мадам Мао («Образцовые спектакли» — оперы, балеты и т. п. зрелища «революционного» содержания, созданные при участии Цзян Цин (жены Мао). Выходить за пределы этого крайне ограниченного репертуара не разрешалось.).