Дикие лебеди
Шрифт:
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Далекие берега
Ничего необычного не было,
Просто снег на горе Акан.
Просто отлив в бухте Немуро.
Хакодате
Первое, что я увидел в порту Хакодате, был огромный красный журавль, который возвышался над городом, словно портал какого-то синтоистского
Здесь жил человек, которого я не мог забыть: поэт Исикава Такобоку, родившийся в 1886-м в провинции Ивате, который оказался в Хакодате в самом конце прошлого века, зарабатывая на жизнь преподаванием и сочинением статей в газеты. Он писал хокку:
Пока море рокочет,
Разбиваясь о берег песчаный,
Я вспоминаю столько всего…
В дюнах, солью пропахших,
Моря холодного ныне
Вновь зацветет гречишник.
Лед на моих губах: странствуя,
Я размыкаю губы,
Только чтоб вопросить о пути.
Исикава Такобоку скончался здесь в 1912-м. Последний акт, последний акт... Но гречишник в дюнах снова зацветет...
Ночь айнов
Вспышки молний над Хакодате, сильный дождь, на улицах грохочут трамваи.
Прежде чем отправиться в “Ocean Hotel”, я пополнил в магазине свои дорожные запасы, купив лососины, сушеных водорослей и пива “Саппоро”. Полная луна сияет в окно. Некоторое время я неотрывно смотрю на нее, молча жуя рыбу. Потом отправляюсь спать с опубликованным Токийским университетом толстым синим собранием песен айнов, которое я приобрел на книжном рынке в Токио с намерением прочитать здесь, на Хоккайдо.
Я увидел тихое море,
Ровное, простирающееся
До конца закатного моря.
Там, в океане,
Сонмы китов резвились,
Разбрызгивая брызги повсюду.
В первый раз я прочел упоминания об айнах в малоизвестном сочинении Чехова “Остров Сахалин”, которое появилось после его путешествия на Сахалин в 1890-м. В этой книге он пишет о том, что, когда коренных жителей юга Сахалина спрашивают, кто они, они называют не имя племени или народа, к которому принадлежат, но отвечают просто — “айны”, что значит “люди”. Чехов рассказывает, что они “черны, как цыгане”, носят длинные бороды, усы, длинные жесткие черные волосы, у них выразительные добрые глаза. Он подмечает, что все, кто писал об айнах, говорили о них только хорошее. Все согласно повторяют, что это умные, разговорчивые, почтительные, учтивые, милые, скромные, тихие и достойные доверия люди. Чехов спрашивает себя, каково их положение в ряду других человеческих рас, и заключает, что “два мнения могут быть равно справедливыми”. Первое, что айны принадлежат к особой расе, заселявшей прежде все острова азиатского востока. Второе — что это народ, который принадлежит к числу палеоазиатов, исторгнутых когда-то из глубин Азии монголами, и который, пройдя через Корею, расселился на ближайших островах. Одно ему казалось несомненным: то, что айны шли с юга на север, из теплого климата в более холодный. Он не знал, как долго прожили айны на Сахалине, но было очевидно, что этот народ быстро угасает. До того как русские заняли юг Сахалина, айны являлись ни больше ни меньше как рабами японцев, поскольку были миролюбивы и сил сопротивляться у них не было. Русские освободили их, но вместе со свободой не дали риса, и айны начали умирать от голода.
В чеховском “Острове” айны — не более чем второстепенные персонажи, но с той самой ночи, как я прочитал эту книгу в городе Глазго, погруженном в туман, минуло много лун, и я прочитывал об айнах все книги, которые попадались мне под руку, а также все книги о палеоазиатах и северных побережьях Тихого океана, к чему впоследствии добавилось и прозрение Басе, все свои последние годы мечтавшего о Хоккайдо.
Поселения айнов на Хоккайдо располагались на берегу или у широкого устья рек: обращены они были всегда к морю, горы прикрывали их сзади. Меж двух грозных стихий, в пространстве силы, человеческие существа пытались прожить правильную жизнь: медведь и кит, лосось и сова наставляли их. Вот песня совы:
Это я указала
Людям во сне
Ночью глубокой
Чего никогда
Не следует делать,
И в какой-то день,
Проснувшись,
Они поняли...
Это был день, когда они стали айнами.
На берегу карты
Хоккайдо получил свое название (означающее “дорога к северному морю”) только в 1869 году, когда вся территория острова “на краю земли” была подчинена администрации императорской Японии. Прежде она называлась “Эзо” (“варварская страна”), упоминания о ней можно обнаружить на старых европейских картах Японии в различных вариантах: Йесо, Терра де Лессо, Ланд ван Йедсо, Лэнд оф Йессо — но страна эта была настолько окутана туманами, что оставалась едва ли не мифологической.
На одной очень старой японской карте, где географические реалии туго переплетены с мифологической топографией, обозначены две легендарные земли — одна на юге от Японии, другая — на севере. Южная земля называется Расетскоко, “Страна женщин-демонов”. Северная — Гандо или Кари но Миши — “Дорога диких гусей”. Может быть, это и есть первое упоминание о Хоккайдо.
Европейцы знали Хоккайдо только по слухам. Во Вьетнаме преподобный отец Никколо Ланчилотто слышал от одного японца об обитателях страны Гсоо, расположенной к северо-востоку от Японии. О них было сказано, что они “белокуры и усаты” и сражаются, “не ведая страха, один против ста”. Преподобный отец Луи Фруа в одном из своих посланий 1565 года сообщает об “обширной земле, населенной дикарями и медведями”. Первым европейцем, высадившимся на Хоккайдо, оказался Джироламо де Ангелис, который побывал там дважды, в 1618-м и в 1621-м, имея своею задачей выяснить, является Эзо островом или нет. Он пришел к выводу, что Эзо таковым является, и набросал даже карту, на которой изображено огромное окруженное морем пространство, полностью подавляющее всю остальную Японию. Когда Франсис Карон в 1661 году опубликовал свою “Perfekte Kaert van de gelegentheydt des Landts van Japan”, на которой была изображена и “обширная страна Йеззо”, он написал следующее: “Предполагается, что страна Япония является островом, хотя в этом нет никакой уверенности, ибо сия обширная территория не до конца изучена и самими ее обитателями. Я часто осведомлялся об этом и получил сведения, что прибыли путешественники из провинции Куанто, где находится город и императорский дворец Иедо, а путешествовали они двадцать семь дней на северо-восток и достигли крайней точки страны Сунгари-Цугару, которую омывает море. Прибыв туда, они пересекли пролив шириной тридцать три английские мили и причалили к стране Йеззо, в которой есть в изобилии кожи и дорогие меха. Эта территория очень велика, гориста, но мало заселена. Японцы многократно пытались освоить ее, но тщетно, поскольку, хоть им и удавалось проникнуть в глубь страны, они никогда не могли достичь ее конца или хотя бы примет, указывающих на то, что она имеет пределы...”
Так что же представляла из себя эта “северная земля”? Остров? Или часть азиатского континента? Или группу островов, как полагал Басе?
На карте Восточной Индии Абрахама Ортелиуса, опубликованной в 1570-м, Япония изображена как большой овальный остров между Азией и Америкой, облепленный мириадами островов с юга и с севера. Это “тысяча островов айнов”, о которых писал Басе. Маловероятно, что Басе мог видеть эту карту. Но составленную в Японии “Карту очертаний Японии” с любопытными замечаниями об “островах Эзо” он вполне мог видеть.
В то время карты были редки и неточны — из-за недостатка сведений и практического интереса. К тому же в Японии профессия картографа заключала в себе долю риска из-за суровой затворнической политики того времени. Когда Синдай опубликовал свою карту Эзо в 1758 году, она была запрещена, гравюрные доски уничтожены, а сам картограф брошен в тюрьму. Любой мореход, который сбился с курса и сел на мель у незнакомого берега Японии, рисковал никогда не добраться до родины. Вольно или невольно он нарушал закон.
Первые японцы, поселившиеся на Хоккайдо, были изгоями общества центральной (и централизованной) Японии. В XII веке на полуострове Осима образовалось несколько разрозненных колоний беженцев, спасавшихся от войн. Позднее эти места на краю земли стали местом ссылки. Потом появились золотоискатели (и, возможно, искатели серебра: на некоторых картах я видел Хоккайдо под названием Тerra de Plata, “страна серебра”). Их было много — восемьдесят тысяч, как утверждает Джироламо де Ангелис, — когда в XVII веке здесь началась золотая лихорадка. Еще, конечно, были рыбаки, промышляющие все — от сельди до китов. В свое время всех, кто перебрался на Хоккайдо, стали было называть словом ватарито — от глагола ватар, “пересекать”, то есть те, кто переправился, как я вчера, через пролив Цугару.