Дикие ночи

Коллар Сирил

— Я скажу тебе кое-что еще, Лора. Если по твоей милости я никогда больше не увижу Джамеля, если он не перезвонит сегодня вечером, между нами все будет кончено.

— Он позвонит.

— Ты не должна была ничего ломать, для меня было очень важно то, что между нами происходило.

— Я не поняла, надо было сказать.

— Сказать? Тебе? Да ты не могла пережить самого факта его существования!

— Если бы я знала, что это так важно для тебя, никогда бы не пришла.

— Ты врешь,

если бы ты знала, было бы еще хуже… Если, конечно, может быть хуже… Сэми ни разу не дал мне того, что Джамель давал двадцать раз на дню.

— Сэми всегда было на тебя наплевать, я же тебя предупреждала.

— Тебе очень нравилось так говорить. Я и без тебя прекрасно знал, что из себя представляет Сэми.

— Но он тем не менее здорово тобой попользовался… Я даю тебе все, и ты меня выбрасываешь, я ничего не понимаю, я чувствую себя дурой, девчонкой…

— Мне нужен был Джамель.

— Он позвонит, ты ему тоже нужен.

Я останавливаюсь на улице Бломе, подаю немножко назад, чтобы пропустить слепого, идущего по пешеходному переходу. Лора нажимает на кнопку домофона — мать отвечает. Слава Богу, она дома, и я чувствую невероятное облегчение. Лора говорит, что хотела бы переночевать у нее. Я иду к машине за собакой, а Лора хочет купить какую-нибудь книгу в магазине напротив. Она просит меня помочь ей выбрать — что-нибудь, что я хотел бы, чтобы она прочла. Я не знаю, что посоветовать, у меня в голове нет ни одной идеи, поэтому почти наугад протягиваю ей томик Поля Боулза. Она платит.

Я целую Лору в обе щеки, потом легонько в губы. Она идет к подъезду, а я к машине, мы машем друг другу на прощание.

Повсюду пробки, и я добираюсь до дома больше часа. На автоответчике нахожу послание от Джамеля. Он должен перезвонить мне, а я даже не знаю, хочу ли видеть его. В конце концов я решаю принять ванну.

Звонит телефон: это Джамель, он очень доволен проведенным днем. Он спрашивает:

— Что ты делаешь?

Я должен был бы крикнуть ему: «Приходи немедленно!» — но я просто роняю:

— Не знаю, ничего, а ты? — Джамель отвечает, что хотел бы устроить праздник для нас, он у Сен-Мишеля и может приехать.

— Как ты доберешься?

— Пусть тебя меньше всего волнует марка моего велика!

— Но…

— Но что?

— Ничего.

— Но ты ведь сказал!

— Я жду тебя, приезжай. Через сколько ты будешь?

Тон Джамеля изменился, стал холодным, почти жестким.

— Не знаю. — И он вешает трубку.

Ванна наполнилась. Я медленно влезаю в обжигающе горячую воду. Не знаю, приедет ли Джамель. Закрываю глаза и чувствую, что мне страшно за Лору.

Звонок домофона возвещает о том, что Джамель все-таки явился. Он возбужден и немного пьян, говорит мне:

— Я подумал и понял, что ты прав — не нужно разрушать то, что возникло между нами! — и кидается мне на шею.

Джамель показывает мне свою дневную добычу: кожаная сумочка, пара солнцезащитных очков, четыреста франков и фотоаппарат. Он протягивает мне его со словами:

— Возьми, это тебе подарок от меня!

Он просит меня пойти с ним на праздник, который устраивают в здании бывшего химического завода: зулусское действо с танцорами, рэперами и художниками.

— Будут вожди движения, некоторые «работали» в Нью-Йорке, а я, может быть, буду танцевать.

Я отвечаю, что не пойду, просто не могу, мне кажется, что этот бесконечный день никогда не кончится. Он реагирует на удивление спокойно:

— Ладно, я скоро вернусь. — Он берет с собой рюкзак и бейсбольную биту. — Вдруг понадобится отбиваться… Мы сможем их встретить! — поясняет он.

Джамель отдан на заклание улице, а моя усталость становится непомерной. Я ставлю свою видеокамеру на треногу, раздеваюсь догола и начинаю снимать себя. В моей наготе нет ничего торжествующего, собственное тело кажется мне безобразным, я сдался. На нем слишком много коричневых точек — влияние меланина.

Звонит телефон. Господи, да это никогда не кончится! Мать Лоры умоляет меня немедленно приехать: дочь «разбомбила» всю квартиру, она плачет, орет, топает ногами, задыхается.

— Приезжай и отвези ее к врачу, она сходит с ума.

— Да она уже давно сумасшедшая!

Кольцевая дорога, оранжево-черная лента. Версальские ворота, улица Бломе. Я нажимаю на кнопку домофона, Лорина мать отвечает и открывает мне дверь. Она сообщает, что обзвонила психиатрическую службу всех парижских больниц и ни в одной нет свободных мест; даже если случай сложный, нужно ждать три недели! Единственное место, которое она нашла, это клиника в Венсене — «очень приличное место, там лечатся многие артисты».

Увидев меня, Лора утихает, правда, ненадолго: поняв, что я собираюсь везти ее в клинику, она пытается меня ударить, но я успокаиваю ее. Мать собирает в сумку Лорины вещи, а она вдруг безвольно опускает руки, потом берет своего старого детского плюшевого мишку и прижимается к нему щекой. Она послушно выходит следом за мной на лестничную площадку, ее мать закрывает дверь, и мы садимся в лифт. Пока мы спускаемся, Лора прижимается ко мне, трется об меня, ласкает…

— Ты мог бы все исправить, если бы захотел, все будет хорошо, если ты сейчас же займешься со мной любовью…