Дикие пчелы
Шрифт:
– Прочь! Я тебе говорил, чтобыть ты ко мне больше не ходил. Злохристовец, с людей три шкуры дерешь, плохо кормишь, скаредничаешь. Уходи! Наши дороги на росстань пошли!
И скрутился клубок, все смешалось и перевилось. Кузиха на каждом перекрестке рассказывала о дьявольских похождениях Макара, о том, как запродал душу Хомин. Хотя Кузиха с Хоминым объединились, даже стали дружны, но когда не было рядом Хомина, оговаривала и его.
– Во, во видели, он ить опять роздал деньги беднякам, души их покупает. Здря кто же будет давать деньги? А? То-то!..
Но как бы там ни было, бедняки брали деньги у Макара, не отказывались от его помощи. Пришел на помощь Макар и Шишканову.
– Твою-то душу не надо покупать,
– Как-то сумно брать деньги от друга, возьму, но только взаймы.
– Знамо, взаймы, а то как же? Будешь богат – отдашь, нет – на том свете горячими угольками рассчитаемся, ты мне совок подсыплешь для сугрева, ежели быть нам обоим в аду.
Купил Шишканов коня и корову. Жить стало легче. Кузиха тут же записала Шишканова в помощники дьяволу: его душа, мол, давно запродана, теперь уж до конца продал.
7
Текли годы над тайгой. Кто уже стал богатым, хотел быть еще богаче. Хомин стал первым богачом в долине: построил паровую мельницу в Ивайловке, крупорушку, вершил дела большие и малые. Рвался к власти, но бедные прокатили его на выборах, да и богачи не особенно жаловали этого мужика. На второй срок остался Степан Алексеевич Бережнов. Бедняки все как один голосовали за Бережнова. Да и как не проголосуешь, когда Бережнову все были должны: кто мешок пшеницы, кто десятку. А сверх того перед выборами Бережнов не поскупился на спиртное. Возил по деревням четвертями спирт, бочками медовуху. А Хомин хотел на дурняка вылезти в волостные, ни спирта не поставил, ни с народом не поговорил, думал, что без него волость и дня не проживет. А она жила. Посчитал Хомин себя обиженным и обойденным. Еще злее хапал, богател, рвался в первые мужики не только в Ивайловке, но и в крае, чтобы о нем заговорили, попросили бы сами стать волостным. Загорелось ему обогнать купца Безродного. До Бринеров и Чуркиных ему далеко, а вот Безродного он обгонит.
Но тут как гром средь ясного неба в газете «Русское слово» была напечатана статья о хуторянине Андрее Андреевиче Силове. Будто у него нет только птичьего молока. Первый мужик в крае, который весьма разумно ведет хозяйство.
– Ат черт! – выругался Хомин. – Обошли!
Безродный же предложил ему выгодный извоз. Заложил он в сани двадцать битюгов, «сбегал в Спасск», взял безродновские товары и погнал коней за перевал, чтобы из Божьего Поля съездить к Силову, посмотреть на его образцовое хозяйство, как писала газета.
Силов радушно принял ивайловского богатея. И чего только здесь не увидел Хомин! Господи! Дома кирпичные, конюшни тоже, коровники по немецкому типу построены, пол каменный, каждая корова стоит в стойле, на шею наброшена цепь. Чистота, чище, чем было раньше у Хомина в его доме-развалюхе. Десять телег и все на железном ходу. Двадцать кожаных седел. Жатки-сноповязалки и самосброски. Сенокосилки. Конные грабли. Окучники. Французская мельница. Кузница, а при ней четыре кузнеца. Хомин ходил по этому царству несбыточных мечтаний. Что его паровая мельница? Пшик. Французская куда больше мелет. Правду писали. Сорок работников. Боже, как такую ораву прокормить? Для работников отдельный дом. Все здесь в лад, все в порядке. Спросил:
– Как к тебе такое привалило?
– Через молитвы. Бог услышал мои молитвы и послал мне хутор.
– Да не шуткуй, о деле спрашиваю. Я ить тожить первый богач в своей долине.
– А чо у тя за богатство-то?
Хомин перечислил своих коней, коров, мельницу, жатку, сто десятин пашни, то да се. О деньгах промолчал. Силов усмехнулся, ответил:
– Робить надо и думать. Не все можно брать на пуп. Но богач ты еще плевый, у нас в долине, почитай, каждый так живет, как ты, – соврал Силов. – Хошь дам тебе в кредит сто тышш ассигнациями, но ты подпишешь все документы, что ежели что, то я забираю у тя все твое богатство. А нет, могу счас же купить.
– Нет. Евтих Хомин не таковский, чтобыть у кого-то плестить в хвосте, – хмуро проворчал. – Обгоню тебя. – Подумал: «М-да, сто тышш – эк куда хватил. Знать, есть деньга. И я, и другие богачи против Силова были не больше как букашки. Даже Безродный и тот никто против Силова. Так, купец-неудачник, не больше». Сник. Прищурил бурые глаза, налилось лицо кровью, будто его ударили по щеке. Тихо выдавил: – Мы еще посмотрим что и как. Прощевай!
Не знал Хомин, что Силов не так уж богат, как это представил. Его хутор только для блезира числился за Силовым Андреем Андреевичем, на самом же деле имуществом его владело акционерное общество «Крупенской и К о». Но деньги у Силова водились. Федор, мудрый и неутомимый сын, как птаха, нес в его карман золото. Он открыл для акционерного общества несколько крупных месторождений, как Довгалевское, Монастырское, Щербаковское, Кисинское, десятки рудных точек. Дал отцу, который был хозяином всех открытых месторождений, сто тысяч рублей. Их Андрей Андреевич положил в банк. Сгодятся на черный день. Пока денег хватало на мелкие расходы, большие же покрывало общество. Все сыны Силова, даже невестки были на окладе этого общества. Федору, как заглавному рудознатцу, Ванин платил ежемесячно по пятьсот рублей серебром, обеспечил конем, винтовкой, лапотиной, обувью, кормежкой за счет общества. Человек себя и семью обеспечил. А деньги, большие деньги, пусть полежат, пусть растут проценты. Мало ли что.
Андрей Андреевич давно перестал кланяться родным и друзьям первым. Пусть они ему кланяются, потом и он чуть кивнет либо буркнет в ответ два слова. Поделом. Раньше не хотели замечать, теперь кланяйтесь.
Богатело и акционерное общество с перепродажи месторождений. Черемшанское месторождение, которое бельмом в глазу сидело у Бринера, продали ему за полмиллиона рублей. Позже Бринер понял, что его надули, потому что руда оказалась труднообогатимой, и перепродал Черемшанское купцу Пьянкову. Тот брал только олово и серебро. Остальное шло в отвалы. И другие месторождения готовили на продажу, но надеялись при помощи Федора Силова найти что-то сверхбогатое, тогда можно будет ставить рудник. Но пока такого месторождения не находилось.
Хомин погонял коня, спешил в свою деревню. Он думал, что его спасение в Макаре. Не может того быть, чтобы Макар жил без денег. Должны быть у него деньги, и немалые. Он отдает беднякам так, мелочевку. Есть у него кубышка. Надо будет припугнуть и вырвать эту кубышку. Какого человека зазря потерял!
Завернул на пасеку к Булавину. Его встретил Буран.
Пес заматерел за эти годы. Один брал двух-трех годовалых кабанов, крупных изюбров. Видели охотники его работу. Гонится, например, за изюбром, догонит, схватит его за бок и что есть силы затормозит лапищами. Изюбр осаживается, но пес тут же отпускает его – тот тычется мордой в землю. Буран прыгает на спину зверю, стискивает мощные челюсти на шее. Истошный крик, последний крик, потом наступает тишина.
А кабанов брал и того проще. Догонит, одним ударом клыков перехватит сухожилия на задних ногах – все, зверь обезножел. Потом вымотает его, задавит, будто это не пятипудовый кабан, а зайчишка.
Охотники, даже бывалые, – казалось, не должно им быть такое в новинку, – впадали в суеверный страх. Говорили: «Такое только под силу дьяволу, простой собаке не совладать…»
И конечно, Кузиха тут как тут, подливала масла в огонь, раздувала кадило:
– Пес-дьявол, Макар-душепродавец. Вчерась мой Кузя видел, как дьявол задавил прегромадного медведя. Что ни говорите, а это черт, а не пес. Кто видывал аль слыхивал, чтобыть собака давила медведя?