Дикие собаки
Шрифт:
На том и порешили. Сам факт ограбления мирно спящего города ребят как-то не сильно взволновал. Им я выдал брелок для вызова танкера и они покатили. Теперь слава моя, как удачливого полководца только возрастёт, а то, что остальные шипеть будут по углам — меня не интересует. Делить после победы по справедливости требуют обычно неудачники, которые опоздали к грабежу.
Я вернулся в караван-сарай. Дебаты военачальников, о том, какой плохой я, стихли, народ решил воспользоваться плодами победы, то бишь, побухать. На перекладине висит свежеприготовленный покойник, то есть, формальные атрибуты победы Сил Добра налицо. Но не это мне нужно, а нужен мне Талгат. Но увы. Мои увещевания о том, что где-то там есть много всякого, его не впечатлили. Его
Несмотря на то, что единственный выживший чудак из первой волны, таки сошел с ума, слава первым взявшим редуты супостата, принадлежала полусотне Ургела. Самого Ургела, естественно, опознали только по сапогам. А Талгату не засчитали победу только, по моему мнению, исключительно из-за всеобщей лютой зависти к его кафтану с золотыми позументами и штанам с красными лампасами. Железный огнедышащий дракон незаметно превратился в строптивого упрямца, которого лично Тыгын стальной камчой о семи хвостах гнал в бой. А о каком-то занюханном провинциальном тойончике, как его там, Магеллааны, что ли, который путался у всех под ногами, и вовсе не вспомнили. Ничего, я это переживу. Но они переживут ли ограбленный Харынсыт, не знаю, хе-хе. А Боокко про меня споёт то, что я ему скажу.
С утра разбудить Талгата не удалось. В смысле, не удалось это сделать сразу. Казёл. Пришлось вылить на него ведро воды и то, он с грехом пополам продрал глаза. Чёрт, надо было его вчера допросить, пока он трезвый был. Наконец, когда я из него вытряс то, что мне нужно, солнце было уже высоко, а настроение у меня — ниже плинтуса. Надо же было так протупить! До того колодца, в который я хотел проникнуть — минимум пять дней пути, а я почему-то думал, что полдня. Почему-то. Чёрт! Все планы от этого наперекосяк. Гринго уже вовсю, наверное, потрошат Харынсытских обывателей, вождей восстания и их приспешников, а я ещё здесь. Вызвал по радио себе летающий корабль, а пока он в пути, начал раздавать ценные указания. Талгатовские вояки — это мои вояки, и они, как и все, хотят своего куска пирога, славы и общественного признания. Я понимаю их, и это поколение так и будет жить в своей системе ценностей, и здесь я ничего не поделаю. Да, могу над этим сколько угодно иронизировать, но против объективной реальности не попрёшь.
Талгат распорядился с сотниками гораздо быстрее, чем возился с ним я. Он, наверное, знает какое-то волшебное слово. И к моменту, когда вожди собирались на продолжение банкета, восемь сотен моих бойцов уже скакали к Алтан Сараю.
Талгата я утащил в уединённое место, невзирая на его стоны. Лучше немного подождать, а потом быстро долететь, не правда ли? На точку мы прибыли в полдень, тачку я отправил в высоту, километра на три, чтоб не маячила. Талгат походил кругами по обрыву, повертел головой и сказал:
— Вот здесь, под дёрном.
Только мы откинули дёрн и я увидел крышку, как из-за поворота нарисовались жёлтоповязочники. Их было пятеро, бывшие крестьяне, зуб даю, но один точно из вояк! Я крикнул Талгату:
— Открывай крышку и прыгай.
Главарь чувствовал себя хозяином положения и окрестных земель, ничуть не сомневаясь в своём праве на меня кричать:
— А ну стой!
Я успел вытащить пистолет и выстелить в шайку наугад — просто припугнуть и задержать. Следом за Талгатом я втиснулся в люк и захлопнул его. Включил фонарик, пошарил лучом по стенам. Вот и блокиратор — я потянул рычажок и в замке что-то щелкнуло. Сверху раздались удары — это наши преследователи добрались до люка. Ну и пусть колотятся, они уже ничего не смогут сделать. Видать продразвёрстку проводили, гады. Не знают ещё, болезные, что их через неделю
Так, что тут у нас? Я отдал фонарик Талгату, а сам поддел язычок защёлки двери и потянул её на себя. Лестница вниз, площадка и ещё одна лестница. Луч фонаря выхватывает из темноты серые бетонные стены, покрытые разводами плесени. Трудно дышать, сыро и не хватает кислорода. Запах гниения добавляет прелести этим катакомбам. Надо быстрее искать энергоблок, пока мы тут не задохнулись. Мой фонарик светит достаточно хорошо, чтобы в его свете найти вход в нижние уровни. Талгат, похоже, совсем не в себе. Трясётся, как банный лист в жопе. Я ободряюще хлопаю ему по плечу:
— Не сцы, казак, атаманом станешь! Что бы боишься?
Не хватало ещё, чтобы у него была клаустрофобия. Я читал, что некоторые люди в подводной лодке просто сходили с ума.
— Талгат! — я уже прикрикнул на него, — на меня смотреть! Ты меня видишь?
— Д-д-да, господин! — голос дрожит, но, похоже, до съезда крыши далеко.
— Смотри на меня, ничего не бойся, ничего не трогай. На, глотни! — даю ему сделать глоток водки.
— Хорошо, господин, я уже не боюсь.
— Вот и чудесно.
Ну вот, дошли до места. Несколько дверей с шильдиками, нахожу распредкоробку, вмурованную в стену Я уже в иностранных мнемограммах разбираюсь без словаря. Пощелкал тумблерами. Бесполезно, база обесточена. Только мягко светятся зеленоватые люминесцентные панели, но они больше освещают сами себя, нежели помещение.
Вот и энергоотсек. Захожу, подсвечивая себе фонариком. Нахожу схему с пояснениями, как снимать энергоблоки с консервации. Ага, вот эту рукоятку вверх. Зашумел реагент в трубах, забулькало в ячейках. Опускаю кассеты с сепараторами вниз и фиксирую защелкой. Дожидаюсь нужного уровня реагента и закрываю кран. Аварийное освещение начинает наливаться светом. Хух. Я мысленно утёр лоб, надо подождать, пока система наберёт номинальную мощность. Загудела вентиляция, вытягивая из помещения смрад и сырость. Лампы раскочегарились в полную яркость, и сразу стало видно, что труды мои были напрасными. Галереи необъятных размеров, плесень на стенах, ржавчина и всеобщий упадок.
— Здесь нет ИИ, — пояснил Мбонго, — только простой табличный редактор, база данных и запросчик. Складской автоматики — и то нет. Сюда свозили все вооружения, демонтированные в период демилитаризации.
— БД корявая, — добавил он, — полный бардак. Невозможно понять, что где сложено.
Ну, ясно дело, демилитаризация для того и производится, чтобы интенданты толкнули налево часть товара. Я попытался покопаться на стеллажах, с целью уточнить, можно ли хоть что-то приспособить к делу. Но рухнувшие вниз полки чуть не похоронили меня под руинами воинской славы. Некоторые, не к ночи будь помянуты, всегда отличались абсолютной недальновидностью. Типа, с глаз долой из сердца вон, а у меня сердце кровью обливается, глядя на практически уничтоженные материальные ценности. Ткнул ногой сгнивший тюк с бывшим обмундированием, он развалился, и в разные стороны поползли бледные мокрицы. Никакая консервационная смазка на длительное время не спасёт от ржавчины железо. А здесь, похоже, созданы все условия, чтобы сгнило и заржавело всё. Даже на алюминиевых корпусах какого-то оборудования виднеются белесые пятна коррозии.
— Ладно, Талгат, раз тут такой облом, пойдём поищем вход в эти руины.
— Вход же там, — ответил мне полковник, показывая на лестницу.
— Там непонятно что, а затаскивать сюда всё это имущество — нужны нормальные ворота. Вот это, — я показал на нечто, когда-то, видимо, бывшее стволом от пушки, — через люк не затащишь.
Одни ворота оказались на потолке, и трогать я их не решился во избежание травм, несовместимых с жизнью. А вот следующие оказались неожиданным подарком. Крутанул задрайку двери, потянул её на себя. И моё уныние как волной смыло. Шагнул через порог.