Дикий феникс
Шрифт:
Как этого удалось добиться пластическому хирургу, было выше понимания Дмитрия.
Пожалуй, волосы Кристины — их цвет, длина и новая прическа — стали самой радикальной переменой в облике Охотницы. Что же касается всего остального… В остальном изменения укладывались в определения «немного», «слегка», «малость», «чуток». Но, наслаиваясь друг на друга, эти самые «немного», «слегка», «малость», «чуток» создавали новую внешность.
Кожа Кристины немного потемнела, будто девушка побывала на курорте и привезла оттуда мягкий загар. Худощавое лицо Охотницы слегка округлилось, не утратив при этом былой привлекательности, но и не приобретя яркой, цепляющей глаз и надолго остающейся в памяти эффектности. Правильнее всего было бы сказать, что ее «симпатичность» просто стала иного рода. Что ж, женская красота бывает самых разных оттенков.
Малость изменился разрез глаз. Огромные круглые глазища чуть сузились в уголках и обрели миндалевидную, «под восток» форму.
Немного удлинились брови и слегка увеличились ресницы.
Рисунок губ тоже поменялся — хоть и самую малость. К тому же губки будто чуток подкачали силиконом. Тонкий нос немного раздался вширь. Горбинка с носа исчезла, отчего его кончик казался теперь слегка вздернутым. Щечки стали малость пухлее, а ямочки — чуть глубже.
Дмитрию даже показалось… Впрочем, нет, не показалось — так и есть! Изменились рост и фигура Охотницы. Ноги были теперь немного длиннее. Бедра — шире. А грудь — больше. И, между прочим, больше на хорошенький такой «чуток». Дмитрий усмехнулся: значит, без этого все-таки не обошлось…
Но каким образом Алексей Феодосьевич умудрился ТАК изменить внешность Кристины за СТОЛЬ короткое время? Изваять новое лицо, изменить цвет кожи и волос, «растянуть» тело и накачать буфера — это все-таки не шутка. Ну не могла такая операция пройти меньше чем за полчаса! И совершенно без последствий притом.
Или все же могла? Наверное, в новом мире, открывшемся перед Дмитрием — в мире ходячих мертвецов и Охотников на «зомби», — могли происходить и не такие чудеса.
— Следующий, — позвал доктор.
Как на обычном приеме.
— Заходи, — ободряюще кивнула Дмитрию незнакомая и знакомая Кристина-брюнетка. — Не боись.
Дмитрий зашел. Не то чтобы боясь, но и не сгорая от желания поскорее лечь на операционный стол и навсегда расстаться с собой прежним.
Теперь ждать в коридоре осталась Кристина.
В операционной было все так же стерильно чисто. Ни красных пятен на столе и вокруг него, ни окровавленных бинтов и тампонов. Хирургических инструментов Дмитрий тоже нигде не заметил. Как и в прошлый раз.
Резать не будут? Что ж, уже немного легче.
— Ложитесь, — Алексей Феодосьевич кивнул на операционный стол.
Сам доктор сидел у изголовья. Без медицинской маски, кстати, и без перчаток. Даже белый халат на нем не был застегнут на все пуговицы. Ну и о какой тогда операции может идти речь? Впрочем, сейчас все происходило не как у людей.
— Раздеваться нужно?
— Не обязательно.
Ну и хорошо. Дмитрий лег на операционный стол в одежде. Яркий свет операционных ламп заставлял его прищуриться.
— Только лицо, да, доктор? — спросил он, чувствуя, как предательски дрожит голос.
— Только лицо, — отозвался хирург без хирургических перчаток. — Ну и, пожалуй, немного шею и плечи. Этого будет вполне достаточно. Телосложение у вас стандартное, рост средний. Да, и еще пальчики, конечно. Чтобы вас нельзя было идентифицировать по отпечаткам.
— Главное, в паху ничего менять не надо, — обреченно вздохнул Дмитрий.
— Не беспокойтесь — не буду.
Алексей Феодосьевич изменил положение изголовья, подгоняя операционный стол под нового пациента. Зачерпнул мазь из стоявшей под рукой баночки. Потер ладони, словно намыливая.
Мазь была густой, белой и ничем не пахла.
— Попытайтесь расслабиться.
Дмитрий попытался. Не получилось.
Липкие, тонкие и длинные, как у пианиста, пальцы легли ему на лоб. Дмитрий невольно передернул плечами.
Алексей Феодосьевич забормотал что-то невнятное. Ну, конечно, опять заклинание! Как же без этого-то. Странное щекочущее тепло вошло под кожу и растеклось по лобной кости, словно впрыснутая инъекция.
— А вы все свои операции голыми руками делаете? — осипшим голосом полюбопытствовал Дмитрий. — Типа, как эти… филиппинские киллеры… Тьфу, то есть хилеры, я хотел сказать.
Оговорочка та еще вышла: Дмитрий волновался.
Доктор прервал свое бормотание.
— Молодой человек, — сухо и строго произнес Алексей Феодосьевич. — Свои операции я делаю так, как их нужно делать. Днем я оперирую по-дневному. А то, как я работаю ночью, во внеурочное время и по особым случаям, никого не касается. Вас тоже должен волновать только конечный результат. Так что будьте любезны — лежите тихо и не отвлекайте меня. Это в ваших же интересах. Вам ведь не хочется, чтобы я вас случайно изуродовал?
Что-то в голосе хирурга заставило Дмитрия поверить: отвлекать дока от работы сейчас действительно не стоит. Себе дороже выйдет.
Алексей Феодосьевич снова забормотал магическую абракадабру. Его ловкие пальцы разминали кожу на лице Дмитрия, словно глину, из которой предстояло изваять посмертную маску.
Голова вдруг стала тяжелой и неповоротливой. Будто бы даже угловатой… Неподъемной, как свинцовый куб. Пошевелить головой больше не представлялось возможным. Такое же странное оцепенение быстро распространилось по всему телу.
Теперь Дмитрий мог только отстраненно наблюдать за происходящим, никак в этом самом происходящем не участвуя.
Отдаленно это смахивало на плохой наркоз, однако наркозом не являлось. Дмитрию казалось, что его удерживают на столе множество крепких рук. Между тем руки единственного врача, находившегося в операционной, наново перелепляли лицо пациента.
Боли не было совсем. Как будто кто-то щелчком невидимого рубильника отключил все нервные окончания. Но и приятного тоже было, в общем-то, мало. Дмитрий чувствовал себя куском замороженного мяса.