Дикий фраер
Шрифт:
Для начала он принялся настойчиво забрасывать наверх веревочную лесенку, уповая на то, что она в конце концов за что-нибудь зацепится своими деревяшками и откроет путь на свободу. Ничего из этой затеи не вышло. Петр совершил ровно сто бросков и столько же раз мрачно проводил взглядом падающий обратно трап. В принципе, если бы даже случайно удалось найти наверху зацепку, притаившийся поблизости Роман обязательно позаботился бы о том, чтобы Петр сверзился обратно, так что надежда на лесенку была слабой. Отказаться от нее оказалось проще простого. Слегка запыхавшийся Петр так и выразился:
– Ну и хрен с тобой!
Куча
Теперь они были засажены между ног мертвого бандита, и извлечение их требовало немалых усилий: физических и моральных.
Приблизившись к трупу, Петр впервые отважился как следует рассмотреть его лицо, неприятно белеющее в полумраке. Мертвые тускло мерцающие глаза были устремлены в бетонные плиты потолка, придавая мертвецу вид сосредоточенный и задумчивый. Словно он силился вспомнить, каково это – быть живым и подвижным.
Петр осторожно взялся за рукоять вил и потянул их на себя.
Нерешительные усилия Петра привели к тому, что мертвец медленно потянулся вслед за вилами, загребая руками и ногами картофельные окатыши. Это было настолько неприятно, что пришлось прикрикнуть на него:
– Ну, ты!
Чтобы разом покончить с неприятной процедурой, пришлось наступить на упрямое тело ногой и рвануть вилы с такой силой, что, когда они неожиданно высвободились, Петр рухнул вместе с ними на картофельные россыпи.
Потом он некоторое время занимался тем, что вонзал окровавленные зубья вил в перегной и извлекал их наружу, счищая нацепившиеся картофелины каблуками. Когда зубья металлически заблестели, как им положено, Петр примостил их под самым лазом, прислонив древко к сырой стене.
Пробные штурмы он провел без пистолета и чемоданчика, просто желая выяснить, что из этого получится. А получалась полная ерунда. Чем тупее был угол наклона вил, тем легче было на них взобраться и удержаться, но зато тем дальше оказывался бетонный скат от тянущихся вверх пальцев. Достать до края лаза можно было бы, лишь балансируя на вертикально установленных вилах, однако с эквилибристикой у грузноватого Петра дело обстояло плохо, можно сказать, никак не обстояло. Находилась бы рядом Элька, с ее помощью еще можно было бы кое-как удержаться на наклонном насесте те две-три секунды, которые требовались Петру для того, чтобы выпрямиться во весь рост. Но поблизости находился лишь мертвый дядька…
Поначалу Петр смотрел на него с угрюмым неудовольствием, но постепенно его взгляд начал наполняться задумчивой сосредоточенностью, как у подопытной обезьяны, задумавшей использовать ящик для того, чтобы достать банан, подвешенный к потолку.
Возбужденно вскрикнув, он схватил труп за ноги и подтащил его на то самое место, где еще недавно выполнял всяческие трюки с вилами. Затем, вооружившись ими, Петр принялся энергично забрасывать тело грязными клубнями, не сделав ни единой передышки до тех самых пор, пока под лазом не образовалась внушительная пародия на могильный холмик высотой что-то около метра.
Путь наверх был открыт. Петр не сомневался, что теперь он сумеет прочно умоститься на перевернутых вилах, дотянуться до лаза и выкарабкаться из опостылевших застенков. Но, прежде чем заняться акробатикой,
Для начала Петр занялся пистолетом. Долго и нудно он колдовал над ним, вертел так и сяк, чуть ли не нюхал, пока не догадался сдвинуть какой-то малоприметный рычажок на рукоятке, после чего оттуда выехала промасленная обойма. В ней насчитывалось пять маленьких, но весьма грозных на вид патронов с туповатыми рыльцами. Еще один находился в стволе. Как выщелкнуть его, Петр не знал, да и не собирался этого делать. Он просто вернул обойму и рычажок в прежнее положение. Итак, он способен сделать шесть выстрелов. В пистолете было ровно столько патронов – на пять больше, чем рекомендовал ему сохранить коварный Роман. Но Петр вовсе и не собирался стреляться. Все имеющиеся в наличии боеприпасы он намеревался разрядить в предателя, как только увидит его снова.
Под его симпатичной внешностью крылась сплошная гниль. Петр чувствовал это с самого начала и теперь сам себе удивлялся, как мог связаться с этим пакостным типом. Язык у него, конечно, был подвешен что надо, машину он водил здорово, а убивал так вообще лихо, но этого было мало, чтобы можно было считать его настоящим мужчиной и вообще человеком. Гаденышем он оказался, не крупным гадом, а именно гаденышем. И Петр полагал, что окажет господу богу большую услугу, избавив его от такого неудачного создания.
Пистолет он сунул во внутренний карман предусмотрительно расстегнутой куртки и потренировался немного, тратя на доставание оружия никак не больше двух секунд. Этого должно было вполне хватить для того, чтобы свести шансы Романа к нулю. В принципе Петр справился бы с этим мозгляком и голыми руками, но он подозревал, что противник, вместо того чтобы бросаться врукопашную, предпочтет пустить в ход какой-нибудь каверзный трюк.
– Посмотрим, Рома, – многообещающе пробурчал Петр, и его тон не предвещал ничего хорошего.
Разобравшись с оружием, он принялся готовить к эвакуации свою казну. Карабкаться наверх по жердочке с тяжелой ношей в руке можно было и не начинать. Поэтому Петр для пробы вцепился в ручку чемоданчика зубами. Поднять-то его он поднял, а удержать смог очень недолго, после чего обнаружил, что один резец во рту шатается, а слюна стала розовой от выступившей из десен крови.
Сплевывая то и дело, принялся Петр размышлять, как бы ему и самому на свободу выбраться, и деньги наверх переправить. Нелегкая оказалась задачка, почище той, что про волка, козу и капусту, которую Петр в детстве иногда отгадывал, а иногда и нет.
Следующая идея, пришедшая ему в голову, заключалась в том, чтобы зашвырнуть чемоданчик в лаз, а затем уж поспешать за ним следом. Только Петр был в здешних местах не один такой прыткий. Его заклятый враг мог успеть к добыче гораздо раньше – и тогда пиши пропало. Нет, такой вариант Петра не устраивал. Слишком много довелось ему вынести из-за этих миллионов, чтобы дарить их кому ни попадя.
Пустив по лбу мелкие волны морщин, он стал искать другой выход, а когда нашел, обрадовался так, словно уже очутился на свободе с деньгами. Проворно стащив с себя широкий ремень из темно-серой матовой кожи, Петр продел его сквозь ручку чемоданчика и снова застегнул на талии таким образом, чтобы ноша свисала сзади, на манер офицерской планшетки, только очень тяжелой и громоздкой.