Дикий глаз
Шрифт:
С тех пор много воды утекло. Во что переросла наша организация – другой вопрос. Сейчас никого ничем не удивишь. Приходится сюжеты усложнять. То, что возмущало вчера, завтра ничью душу не тронет. Американцы пятьдесят лет кормили обывателя страшилками, и это все еще срабатывает, а мы только начинаем. И уверяю тебя, наши сюжеты всегда будут иметь наивысший рейтинг. Безработица нам не грозит. Но качество и профессионализм должны быть на высоте. – Витковский выпил вино, сделал паузу и продолжил: – Вернемся к психологии. Таня от угрызения совести не застрелится, а Ева с ее хрупкой натурой
– Сказать ей об этом?
– Помолчи, Гена. Я вот о чем. Стресс! Узнав всю правду, она убивает любовницу, потом отца и стреляется сама. Девочка опустошена. Мир в ее глазах рухнул. Жизнь совсем не то, что она себе представляла. Этого вполне достаточно, чтобы пустить себе пулю в лоб. Ее труп ставит точку в деле, прокуратура сдает его в архив. Теперь понял?
– Схема понятна. Остается один нерешенный вопрос – как Татьяна сможет уйти после уничтожения Вербина. Для меня это важнейшая задача. Я не могу рисковать женой Сергея.
– Для Вербина незарегистрированная дача – самое безопасное место. Именно туда надо выманить отшельника. Пусть Татьяна туда съездит и осмотрится. По вашим данным, дача хорошо охраняется. Твоим ребятам там светиться незачем, а приезд Татьяны, которую примут за дочь хозяина, никого не насторожит. Пусть ознакомится с обстановкой. Она сама должна просчитать все шансы возможного отхода. С ее изворотливостью, хитростью и умом она лучше нас разберется в ситуации. Вторая и главная проблема – Вербина надо убедить, что в Москве все идет нормально, о нем уже забыли. Приезд на дачу гарантирует ему полную безопасность. Надо усыпить его бдительность.
– Все сделаю, что в моих силах.
– Найди мне квартиру в Москве. Нарушу свои правила и приеду на недельку в пыльную столицу. Буду лично контролировать ситуацию. Схема сложная, возможны корректировки.
– У меня есть несколько хороших квартир.
– Сейчас не до комфорта, неделю выдержу. А теперь убирайся, мне надо подумать. Встретишь меня вечером у стоянки на Ленинградском вокзале. В семь.
Глава 4
1
Самоубийцу с Крымского моста звали Ильей Сенчиным. Так сказала плачущая вдова корреспонденту телевидения. Репортаж из ее кошмарной квартиры показали в дневных новостях. Показали улицу и дом, который давно уже не значится на картах Москвы. Двухэтажная развалюха на окраине с коридорной системой, обрушенными стенами, протечками на потолке и проваленным полом. На московском телевидении таких репортажей хватает, но они всегда касаются Красноярска, Хабаровска или Уфы, но только не Москвы.
Женщина сквозь слезы объясняла журналисту:
– Илюша мне сказал: «После моей акции нас услышат все! И даже президент. Я знаю, как привлечь к нашей проблеме внимание». Вот и привлек!
– Он вам сказал, какую именно затеял акцию?
– Нет. Обронил лишь, что должен выступить в центре, где много народа. Я поняла, что с ним случилось несчастье, когда он не пришел ночевать, а утром увидела в новостях.
– И вы его узнали? Разве можно рассмотреть с такого расстояния?
– Уж мужа-то своего я и среди толпы за версту узнаю.
– Он занимался альпинизмом?
– Каждый отпуск ездил в горы.
Камера прошлась по стене, где были развешены групповые фотографии на фоне гор и на вершинах с флагами, торчащими из снежных сугробов.
– Давно вы здесь живете?
– Тут еще бабушка Илюши жила. А теперь осталось несколько семей в тех комнатах, где потолок не обвалился. Газ не отключили, но вода только холодная. Кому мы только не писали!
Женщина выложила на стол стопку документов.
– Вот последний ответ: «Строительство дома, в который вас должны переселить, заморожено в связи с кризисом. Ждите, терпите, все образуется». Нервы у Илюши не выдержали, он и полез на этот чертов мост. О ребенке подумал бы, я на шестом месяце беременности. Что теперь делать без кормилица?
– Кризис всех коснулся, но трудно представить, что нельзя найти несколько квартир для семей, оставшихся в условиях, когда жизни угрожает опасность.
– Как вы не можете понять?! Наши квартиры давно уже получили другие люди. Дом считается выселенным, его нет в природе. Сюда, в эту хибару, прописывали своих. Почтовые ящики были забиты платежками с фамилиями людей, которых никто никогда не видел, вот им и дали квартиры по причине сноса. А про нас забыли или ждут, когда нас завалит окончательно. Потом скажут, что в доме нелегально проживали гастарбайтеры их и завалило. Мы разговаривали с адвокатом, сведущим человеком, он нам так разъяснил.
Женщина вновь зарыдала.
Данила просматривал запись в машине, по пути к вдове, чтобы разобраться в некоторых деталях.
Его шикарный джип с надписью «Телевидение» остановился возле кошмарной облезлой развалюхи и выглядел единственной елочной игрушкой на голой ели. Камеры у Данилы еще не было, до офиса он не доехал, но прихватил свой собственный фотоаппарат и удостоверение.
Вдова открыла дверь и с удивлением глянула на него. Это была женщина лет двадцати трех с животиком, никакого несчастья на ее лице не прочитывалось. Пропуск, висящий на груди оператора, произвел впечатление. – А у меня уже были сегодня…
– Я спецкор, а у вас был обычный комментатор. Мне нужно короткое интервью, без съемки. Это задание центрального телевидения, мы пытаемся вам помочь.
Лариса Сенчина распахнула дверь и пропустила корреспондента в комнату. Его ждал сюрприз. За накрытым столом сидел молодой симпатичный парень с вилкой в руках. Водка, семга, икра, грибочки, огурчики – все, что требуется для праздника.
– Это Гарик, друг Илюши. Вот принес закуску, выпивку, чтобы помянуть…
У Данилы так и чесался язык спросить: «Губы вы накрасили и глазки подвели тоже в память о погибшем? А платье достали из бабушкиного сундука?» Женщина на экране и та, что стояла перед ним, отличались друг от друга, как крапива от розы.