Дикий Имбирь

Мин Анчи

– Я верю представителям Председателя Мао! Я верю Председателю Мао!

– Тебе мозги запудрили!

– Осторожно, мама! Ты говоришь опасные вещи!

– Я твоя мать. Я готова рискнуть своей жизнью, лишь бы открыть тебе правду!

– Ты несчастная жертва.

– Замолчи!

– Мне жаль тебя, мама. Правда, жаль. Мне жаль и себя, хотя мне не нужна жалость.

– Не слушай ее, Клен… – Мадам Пей легла обратно на диван. Закрыв глаза, она тяжело дышала, я видела, как поднимается и опускается ее грудь. – Имбирь сумасшедшая, как и все в Китае.

– Я не сумасшедшая, мама, это скорее относится к тебе! Ты жила мечтой, придуманной этим французом, и, что хуже того, отказывалась видеть реальность.

– Имбирь!

– Проснись, мама!

– Имбирь! Надо было мне послушаться свою двоюродную бабушку и назвать тебя Чистая Вода, как она

предлагала. Такое имя сделало бы тебя спокойней и присмирило бы твой нрав. Но я изо всех сил противилась, чем очень расстроила ее! Бабушка пригласила ясновидящую, которая сказала, что при рождении в тебе было слишком много огня. Меня предупреждали, что ты испепелишь саму себя. Но все эти разговоры были мне безразличны. Мне нравилась та страсть, которую символизировал огонь! Мы с твоим отцом назвали тебя Дикий Имбирь, потому что любили в тебе именно этот огонь. Это имя казалось нам особенным. Твой отец обожал все дикое. Мы надеялись, что, когда вырастешь, ты обретешь ту свободу, к которой так рвалась твоя душа. Но как я могла предположить, что все обернется таким образом! Какое наказание!.. Клен, ее отец любил Китай, и свою дочь он тоже любил. Он умер от рака, когда ей было пять лет. Мой муж был благородным человеком.

– Согласно учению Председателя Мао, – перебила мать Дикий Имбирь, – «любовь между людьми, принадлежащими к разным социальным классам, невозможна».

– Ты была всем для отца!

– Я не желаю этого слышать.

– Как только тебе совесть позволяет так говорить?

– Ты обижаешь меня, мама.

– Ради Бога!

– К черту Бога, пустой звук!

– Ты будешь наказана за богохульство.

– Быть дочерью таких родителей – уже наказание, вот я его и отбываю. В какую бы школу я ни ходила, везде меня называют маленькой шпионкой. Все – и учителя, и одноклассники – относятся ко мне с недоверием. Как бы я ни старалась, меня нигде не принимают. Вот, посмотри!

Дикий Имбирь засучила рукав и показала свои раны.

Вдруг я поняла, почему эта девочка все время почесывалась. Причиной было не кожное заболевание, а заживающие раны, которые вызывали у нее зуд.

– Не заставляй меня говорить то, что причиняет тебе боль, мама, – продолжала Дикий Имбирь. – Все, чего я хочу от жизни, это чтобы меня принимали и чтобы мне верили. Хочу быть маоистом, как и все в нашей стране. Я ведь хочу не так много? Правда, мама? Но из-за тебя и этого француза я обречена.

– О Боже, помоги мне. – Мадам Пей уткнулась лицом в подушку.

– Ну конечно, Боже, помоги мне, мой ребенок в руках дьявола, – вспыхивая, воскликнула Дикий Имбирь. – Мама, не вынуждай меня писать на тебя донос. Я отверженный изгой, я донесу на тебя и уйду из этого проклятого дома!

Мадам Пей задрожала под своими одеялами. Она сделала несколько глубоких вдохов и сквозь слезы произнесла:

– Жан-Мишель, прошу, забери меня. Я больше не в силах это выносить…

То, что сказала Дикий Имбирь, для ее матери было лишено смысла, но мне ее слова были абсолютно ясны. Для нашего поколения стать маоистом было равносильно тому, что для буддиста достичь нирваны. Возможно, мы пока и не понимали как следует маоистской литературы, но с детсадовского возраста нас учили тому, что смена взглядов и убеждений является смыслом нашей жизни, что мы должны поработить свои тело и душу, пожертвовать всем, чтобы достичь этого. Пожертвовать означало учиться не только расставаться со своими самыми близкими людьми, но и предавать их во имя справедливости. Нас также учили справляться с болью, которой неизменно сопровождались подобные действия. Это называли «настоящими проверками», в них была сила, привлекающая молодежь. С 1965 по 1969 год миллионы молодых людей по всей стране, несмотря на собственную боль и общественную огласку, доносили на членов своих семей, учителей и наставников, чтобы показать преданность Мао. Их ждали почет и уважение.

Я прекрасно понимала, насколько важно в наше время быть маоистом. Я и сама отчаянно пыталась пройти все «настоящие проверки». Должна заметить, что мы отнюдь не были слепы в своей вере в Председателя Мао Цзэдуна, поклонение ему как спасителю Китая не было безумством. Ведь правда, если бы он не стоял во главе Коммунистической партии и армии, Китай уже давно стал бы добычей таких сильных держав, как Япония, Великобритания, Германия, Франция, Италия и Россия. Мой отец, преподаватель истории Китая, подтверждал достоверность этой информации, полученной мной в школе. Начавшиеся в 1840 году Опиумные

войны [4] служат наглядным свидетельством того, как близок был Китай к гибели. Император династии Цин был неумелым политиком, его вынудили подписать договор о «столетней аренде», согласно которому вдоль прибрежной части Китая целый ряд портов открывался для «свободной торговли». Это произошло после того, как солдаты западных держав сожгли Ихэюань, роскошный императорский дворец в Пекине, и командир союзнической армии развлекался с китайской проституткой на постели императрицы.

4

Англо-китайская война 1840–1842 гг. и Англо-франко-китайская война 1856–1860 гг.

Японское вторжение в 1937 году – еще один пример некомпетентности правительства. Оно наглядно показало, что в действительности подразумевали иностранные державы, когда говорили о «свободной торговле». Китай не мог ответить на их притязания, иначе это грозило бы ему новой вспышкой насилия. За весь период японской оккупации было убито тридцать миллионов китайцев. В одном только Нанкине японцы зверски уничтожили триста пятьдесят тысяч мужчин и изнасиловали восемьдесят тысяч женщин.

Что могло быть ужасней изображений груд отрубленных голов, которые нам показывали, когда мы были детьми? На самом деле, их можно было и не показывать, так как воспоминания о пережитом ужасе еще не успели стереться из памяти народа. Трудно было найти семью, не пострадавшую во время тех ужасных событий. И тогда именно Мао показал Китаю, как надо противостоять захватчикам, именно Мао спас народ Китая, когда любого запросто могли обезглавить, похоронить заживо, заколоть штыками, расстрелять автоматной очередью, облить керосином и поджечь. Никто в Китае не стал бы этого оспаривать, за исключением разве что моего отца, который порой говорил, что капитуляция Японии в 1945 году связана исключительно с ее поражением во Второй мировой войне. Что, кроме действий Мао, тому, что японцы оставили Китай, способствовали и действия сталинской Красной армии. Иными словами, получалось, что Мао Цзэдун пожинал плоды не только своего, но и чужого труда. К сожалению, взгляды моего отца принесли ему большие неприятности, хотя он не оспаривал тот факт, что для Китая Мао Цзэдун был настоящим героем. Для людей стало естественным следовать заветам Председателя, к этому сводилось все образование, получаемое нами в школе: верить в Мао означало верить в светлое будущее Китая.

Я прекрасно понимала, почему мадам Пей не согласна с дочерью: она подверглась жестокому обращению из-за того, что вышла замуж за иностранца. Но разве можно с легкостью забыть древний императорский дворец, объятый пламенем? Разве можно уйти от воспоминаний о спешном бегстве из собственного дома? Личные переживания вселили в мадам Пей ненависть к Мао. Дикий Имбирь придерживалась прямо противоположного мнения, и она не могла заставить мать понять свои чувства.

Дикий Имбирь хотела стать маоистом, который сможет спасти Китай от всех бед. Настоящим маоистом, не таким, как Острый Перец. Мне казалось, что Острый Перец просто использовала маоизм в собственных целях и совершенно не понимала учения Мао. Дикий Имбирь называла ее «фальшивым маоистом» – и я была с ней полностью согласна, – выкрикивающим заученные лозунги и жестокостью пробивающим себе дорогу, как мнимый буддист, который не только ест мясо, но не остановится и перед убийством. Дикий Имбирь считала, что однажды придет день, когда Острый Перец будет наказана за то, что своим поведением она позорила имя Мао.

Мы сидели в их темной кухне. Я пристроилась на маленькой табуретке возле плиты и смотрела, как Дикий Имбирь наливала в кружку отбеливатель.

– Как выглядел твой отец? – спросила я.

– Я собираюсь сжечь его фотографию. Можешь взглянуть на нее, пока я ее не спалила.

Дикий Имбирь поставила бутылку с отбеливателем и полезла за сервант. Пошарив там, она извлекла маленький ящик грязновато-землистого цвета. Смахнула с него пыль, сняла крышку. В ящике лежали цветные упаковки от мыла, маленькие стеклянные шарики, пустые спичечные коробки, значки с изображением Мао и вставленная в рамочку размером с ладонь фотография молодой пары. Женщина – мадам Пей, хотя ее едва можно было узнать, ее раскосые глаза светились от счастья. Рядом с ней – красивый мужчина, иностранец. У него были светлые вьющиеся волосы, крупный нос и глубоко посаженные глаза.