Дикий восторг
Шрифт:
— А я нет, — легко отвечает София. — Теперь убирайся и больше никогда сюда не возвращайся.
— Это то, что ты всегда делаешь, — парирую я, мой голос становится тверже. — Ты отталкиваешь людей прежде, чем они оставят тебя. Ты сделала это с Эйвери, и, вероятно, не без оснований. Но ты все-таки это сделала. И теперь ты делаешь это со мной. Что ж, прекрасно, но я знаю, каково это. Знаю, каково быть одинокой и напуганной. Знаю, каково не желать, чтобы кто-то тебя оставлял.
Улыбка на лице Софии застыла, но теперь она подобна картине, вместо настоящих чувств, скрывающихся за ней. Фасад.
— Тридцать
— Что?
— Такова вероятность, что мне удастся пережить операцию. Тридцать восемь процентов. А без операции, у меня останется только два месяца. — Я молчу. София скрещивает руки и откидывается назад, ее улыбка увядает. — Нет, Айсис. Ты не знаешь, каково это. Ты и понятия не имеешь, каково это — ждать смерти. А теперь уходи. Оставь меня в покое.
Я в жизни не была так счастлива видеть свой дом.
Ну, за исключением того раза, когда Кайла отдала мне свой буррито, а потом Рен дал мне свой, так что в итоге я съела три буррито, после чего я сидела на алгебре интенсивно думая о туалетах, мда, я в жизни не мчалась домой настолько быстро.
Исчадие ада первым приветствует меня, когда я захожу в дом. Он выбегает из-за угла, и я несусь к нему, готовая задушить его в объятиях чистой любви и дружбы. А он в ответ грызет мои лодыжки.
— Ай! Ай, больно же, ты, маленький засранец! — шиплю я. Исчадие ада шипит в ответ.
— Ах, только посмотри! Он так по тебе скучал, — говорит мама, когда входит за мной.
— Скучал по мне или по возможности съесть мои шнурки?
Мама хихикает. Наверху я сбрасываю свой рюкзак; моя комната ощущается такой чужой. Она пахнет настолько странно по сравнению со слабым запахом анестезии и белизны, к которым я привыкла. Я плюхаюсь на кровать и пялюсь на потолок. Кто знал, что я могу так сильно скучать по куску штукатурки?
Мисс Маффин, плюшевая панда, вяло поникла. Я кладу ее себе на грудь и крепко обнимаю, выдавливая из нее китайскую набивку.
— Я вернулась.
Я смеюсь над собственными словами.
— Я действительно вернулась.
Запах какой-то вкуснятины доносится наверх и выталкивает меня из постели. Он пикантный? Сырный? На кухне мама достает из духовки лазанью.
— Ты сама ее приготовила? Для меня?
— Я купила торт, — смущенно улыбается мама. — Но нет, не я ее приготовила. Кое-кто… кое-кто очень милый ее сделал, а затем принес.
Она накладывает мне тарелку и уговаривает поесть. Я откусываю, и вкусы лазаньи взрываются во рту. Это лучшее, что я пробовала за последнее время — с больничной пищей фиг сравнится. Черт, да настоящему итальянскому ресторану будет сложно превзойти это блюдо.
— Это… кто это приготовил?
— Тебе нравится? — откусывает мама лазанью. — Я думаю, она очень вкусная.
— Хм, я своего рода мастер по уклонениям, мам, а ты пахнешь, как целых пять уклонений! Кто тебе это принес?
— Джек, — хмурится она.
Я смотрю на лазанью, затем снова на нее, потом опять на лазанью, прежде чем бегу в ванную и пытаюсь засунуть пальцы в горло.
— Милая! — барабанит в дверь мама. — Что ты делаешь?
— Он ее отравил! — кричу я сквозь пальцы. —
— Не говори глупости, Айсис!
— Мм? — я распахиваю дверь. — Разве я не сообщала тебе последней информации о том, какой он подлец? Он изменял своей девушке, а в последние две недели он практически бросил ее, и он ненавидит меня…
10
Пепто-Бисмол — лекарственный препарат от диареи, очень хорошо помогает при отравлениях, в том числе и алкогольных, изжогах, несварениях и похмелье.
Хмурый взгляд мамы становится абсолютно убийственным. Она хватает меня за ухо, как делала, когда я была маленькой и, выкручивая, тянет меня обратно к столу.
— Ай, ай, ай, ай, ОНИ МНЕ НУЖНЫ, ЧТОБЫ ДИФФЕРЕНЦИРОВАТЬ ЗВУКИ.
— Ты сядешь и будешь есть это блюдо, и, ей-богу, ты съешь все до последнего кусочка.
— Он отравил…
— Он ничего не отравил! — восклицает мама, ударяя по ней вилкой. — С тех пор как ты попала в больницу, он был только добрым и внимательным. Джек приносил мне еду почти каждый вечер и проверял как я, и хотела бы тебе напомнить, что именно он спас тебя, Айсис. Так что ты будешь почтительной и съешь ее, и я больше не желаю слышать твоих жалоб по этому поводу.
Я вздрагиваю. После долгого соревнования по переглядыванию с куском сыра, я беру его и медленно кусаю. Только тогда мама чуть-чуть расслабляется и начинает есть свою порцию. Что-то вроде обиды пускает корни в моем сердце, но я быстренько подрезаю это дерьмо. Она и понятия не имеет, кем на самом деле является Джек, черт, да я и сама едва это знаю. Так что, естественно, она будет его защищать.
Где-то между нашими ломтиками немного черствого магазинного торта, мама разрушает свое суровое молчание одинокой слезой, которая шлепается на скатерть, и тогда она прячет свое лицо в ладонях.
— Прости, Айсис. Боже, я так сожалею.
Я встаю, подхожу к ней сзади и обвиваю руками ее шею, проложив щеку на мамины лопатки. Я вижу судебные документы и заявления полиции, сваленные в кучу на журнальном столике в гостиной. И среди них мои медицинские счета.
— Все в порядке, — шепчу я. — Все будет хорошо. Обещаю.
— 6 –
3 года
26 недель
3 дня
На Ист Саммит Хай могли бы сбросить ядерную бомбу и ничего бы не изменилось. Кроме стадиона. И, может быть, немного подпортилась бы архитектура. Но еда пережила бы ударную волну, поскольку я на девяносто девять процентов уверена, что она состоит из мяса тараканов, и миссис Борш осталась бы стоять, ведь, давайте говорить начистоту, все знают, что эта женщина тайный агент Холодной Войны, генетически модифицированный так, чтобы пережить настолько незначительные вещи, как быстрая атомная декомпрессия.