Дикий восторг
Шрифт:
А затем, просто так, София берет мою руку и тянет ее к своему сердцу.
— Я хочу вернуть Талли, — плачет она, ее ангельское личико опухло от слез. — Пожалуйста. Просто верни мне ее.
Я сжимаю свою руку и киваю:
— Хорошо.
Спустя две недели после того, как мы нашли тело, мы, наконец, решили об этом поговорить.
В школе Кайла постоянно избегала разговора о том, что мы нашли ребенка у озера. Я пыталась поговорить с ней об этом во время ланча, перемены, но она отказывалась. До сих пор. Как будто ей пришлось
Она называет ее: Малышка Озера. Кайла не видела имя на браслете, и я ей его не сказала. По большей части из-за того, что ее кожа стала оттенка старого, тысячелетнего риса, когда я подняла Малышку Озера. Если бы я сказала ей имя малышки, то она могла бы сгореть на месте от горя. Думаю, это было именно горе. Или, может быть, шок. Или, возможно, длительная диарея. А может, она просто всю жизнь воспитывалась в пригороде Америки, и такие вещи, как нежелательная беременность и скелеты, далеки от ее жизни. Однако я сказала ей, что это не ребенок Эйвери, ведь из-за этого она беспокоилась и плакала в лесу. Я сказала, что он Софии. Но это смущает ее еще больше.
— Откуда ты знаешь, что София…
— Просто знаю. Она спросила Рена, почему он в последнее время не навещал Талли. Они все должны знать о могиле. Господи, не удивительно, что они все об этом молчат.
— Подожди, а что насчет того, что произошло той ночью? — Кайла грызет огурец, и каждый парень на расстоянии
— Эйвери сказала, что наняла каких-то парней, чтобы что-то с ней сделать, а Рен сказал, что Джек их прогнал. Что если шок спровоцировал выкидыш? Что если один из них сильно толкнул ее, она жестко упала, и выкидыш произошел прямо в лесу? Это вполне могло бы погрузить их в странное до сумасшествия молчание, которое продолжается до сих пор.
Что если той ночью им пришлось похоронить больше одного тела? Фотография из сообщения все еще яркая, как долбанное «слепое пятно», которое получаешь, когда долго смотришь на солнце. Но в моем разуме крепко застряло другое пятно, и для меня его гораздо тяжелее принять. Кайла озвучивает это первой:
— Если София и Джек тогда встречались… — Мой желудок скручивается. Глаза Кайлы расширяются. — …это означает…
— Вы обе выглядите слишком серьезно для одиннадцати тридцати утра, — произносит Рен, присаживаясь рядом с Кайлой с улыбкой на лице. Кайла прочищает горло и приглаживает волосы.
— Гм. Да! — отвечает она. — Мы просто, эм, говорили о выпускном! Думаю, выпускной в старшей школе просто отдыхает после выпускного в средней.
— Ну, это будет наш последний школьный вечер, — говорит Рен.
— И последний раз, когда нам придется покупать подержанные платья в «Росс» и выносить лапанья парней, которые не могут отличить вагину от ануса, пока диджей играет что-то о вечеринке, пока солнце не взойдет, из Top 40, а люди украдкой пьют дешевую водку из фляжек, спрятанных на бедрах, — говорю я.
Рен и
— Что? — спрашиваю я невинно.
— Звучит так, будто ты посетила много школьных танцев, — говорит Рен.
— Я точно никогда не была на школьных танцах, — я гордо выпячиваю грудь, и мой сосок сбивает со стола бутылку с кетчупом, и на полу образуется сказочная красная лужа, прямо перед обувью Джека Хантера. Кайла и Рен замирают, смотря на него, будто ожидая, что он скажет что-то первым. Я смотрю вперед, сфокусировав свой взгляд на убийственном, серебристом перманенте леди, которая сидит во втором ряду за ланчем.
— Я бы посоветовал тебе научиться контролировать свои конечности, — глумится Джек. — Или их отсутствие.
Это почти традиция. Мой разум ворчит, что это нормальный порядок вещей между Джеком и мной. Воспоминания по-прежнему здесь, просто они туманные, и все они вопят мне ответить что-то вроде того, что его волосы выглядят как задница утки, но я не могу. Я не могу ничего сказать. Он пугает меня. Фотография все еще свежа в моей памяти, а изображение скелета Талли висит прямо перед глазами, и я не могу избавиться от этого. Это его. Это являются частью его сущности, и это пугает меня. Меня! Девочку, которая ничего не боится, ну, кроме сороконожек. Оу, и зеленого телепузика. И места в первом ряду на аттракционе «Space Mountain» в Диснейленде.
Так что, я просто смотрю и ничего не говорю. Джек ждет ответа, а Кайла и Рен ждут его дальнейших действий, и ничего не двигается. Лицо Джека выражает лишь легкий намек на самодовольство, но и он быстро исчезает, Хантер наступает в лужу кетчупа и уходит. Рен поднимается с пачкой салфеток и вытирает лужу.
— Что это было? — спрашивает он.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты ничего не ответила. Ты всегда что-нибудь говоришь.
— Игнорировать его — это самый лучший способ от него избавиться, — пожимаю я плечами. — Думаю, с меня хватит. Сейчас это уже скучно.
Кайла прищуривается и комментирует:
— Звучит максимально похоже на дерьмо собачье!
— По-вашему, мне лучше воевать с ним как раньше? Разве это не закончилось слезами? И разбитой головой? Давайте хоть на этот раз не будем повторять представление, окей?
Кайла и Рен обмениваются взглядами, но не давят. И я благодарна им за это. Мне совсем не нужно, чтобы они знали то, что знаю я. Потому что я знаю многое. И от этого у меня болит голова. И, возможно, сердце. Если бы оно у меня было.
— Ты видела его лицо? — спрашивает Кайла, когда мы вместе идем на следующий урок.
— Чье?
— Джека. Оно все было в ушибах. Его губа разбита и покрылась коркой. А на его щеке огромный синяк.
— Возможно, он получил его в драке с зеркалом, когда увидел, что отражение красивее, чем он.
— Айсис, я серьезно!
— Я тоже!
— Слушай, я знаю, что у тебя, вроде как, амнезия относительно него и все твои чувства к нему перемешались или что-то вроде этого…
— Чувства? Что за иностранное слово ты произнесла?