Дикий восторг
Шрифт:
— Ты слишком стар, чтобы так надоедать.
Он смеется, но это не смех из-за обиды. Это веселый смех. Я смотрю на него: твидовый костюм покрывает достаточно крепкое тело. И я вспоминаю, что он шел за мной по тротуару. Он не толстый, на самом деле совсем наоборот. У него широкие плечи и неплохие мышцы. Он сидит идеально прямо, но расслабленно. Его правый указательный палец и сухожилия, переходящие из него в руку довольно мощные — классический признак человека, имеющего дело с огнестрельным оружием. Военный — несомненно. Его волосы седые и редкие,
— Люди так напиваются только по двум причинам: чтобы что-то вспомнить или что-то забыть, — говорит он.
— Да ты просто гений тавтологии, — усмехаюсь я. Джин и водка горят на моем языке. Женщины начинают действовать, и я тщательно выбираю свою цель. Это должен быть кто-то достаточно глупый, чтобы предположить обо мне самое худшее. А это означает, что подойдет любой пьяный мужик.
— Это девушка, не так ли? — спрашивает военный. Я не удостаиваю его ответом. — Она привлекательная?
Я молча вращаю оставшийся в стакане лед.
— Значит она некрасивая, — продолжает он. — Должно быть, совершенно омерзительна.
— Нет, — резко произношу я. — Не то, чтобы это имеет значение, но нет.
— Не то, чтобы это имеет значение? — давит он. Я молчу. Он хочет вывести меня на разговор, но алкоголь быстро ударяет в голову, и мне больше нечего терять.
— Я считаю ее привлекательной, — морщусь я. — Не то, чтобы она симпатичная. Нет, она, конечно, симпатичная, но это еще не все, кем она является.
— Конечно, нет. В противном случае ты не был бы здесь из-за нее, пьяный и с невнятной речью.
Я отправляю стакан обратно бармену и смотрю на мужчину. Он слегка улыбается, обернув пальцы вокруг стакана бурбона со льдом. Каким-то образом молчание мужчины раздражает гораздо сильнее, чем его слова, так что я прерываю затянувшуюся паузу:
— Мужчины любят классифицировать женщин, — я презрительно кривлю губы. — Расфасовывают их по маленьким, подходящим коробкам с надписями: «горячая», «милая» или «красивая». Для них так легче, но не для меня.
— Значит, она особенная, — подводит он итог. — Она не относится ни к чему из этого?
— Она все это, — говорю я слишком быстро, что мне абсолютно не нравится. — Гораздо больше, чем все это, и в то же время ничего из этого. Она именно та, кто она есть, ни больше и ни меньше. Но говорить все это сейчас совершенно бессмысленно.
— Она тебя бросила?
— Она сказала не лезть в ее жизнь.
— И вот ты здесь, забрел в захолустный бар с целью подраться с кем-то лишь для того, чтобы выпустить пар.
Я, прищурившись, смотрю на него.
— Я живу достаточно долго, чтобы узнать лицо того, кто ищет драку, — произносит он не переставая улыбаться. — Также я знаю лицо того, кто знает, что значит драться, — при этих словах темные глаза мужчины становятся нечитаемыми. — И я определенно знаю лица людей, которые в глубине души, даже себе не признаваясь в этом, наслаждаются дракой.
Я впиваюсь взглядом в барную стойку,
— Иногда ты можешь увидеть это в парнях. В армии большинству из нас не нравится то, что мы делаем, веришь ты этому или нет. Мы объединяемся из-за товарищеских отношений, чувства принадлежности, приказа. Не из-за крови. Но время от времени ты видишь, как проявляется истинная суть людей. Им нравится кровь. Некоторые из них прячут это лучше, чем другие, но рано или поздно правда все равно всплывает.
— Что ты говоришь? — рычу я.
— Я говорю, сынок, что ты монстр, — произносит он спокойно. — И ты ненавидишь себя за это.
Мой кулак соединяется с челюстью мужчины, прежде чем я успеваю его остановить. Лед растаял. Самообладание и спокойное, разумное поведение, которое меня сдерживало, мгновенно испаряется, и мужчина оттесняет меня наружу, толкая за плечи, бармен что-то кричит, а пьяные идиоты улюлюкают и орут, делая ставки и следуя за нами, когда мы оказываемся на ночном воздухе. Я наступаю в лужу, когда уворачиваюсь от хука справа. Он настолько мощный, что рассекая воздух, издает слышимый «глухой звук». Мужчина просто огромный. Он выше и шире Лео, а у меня нет биты. Он бросается на меня, и я опрокидываю между нами мусорный бак. Он пинает его в сторону, и тот сминается об стену, словно консервная банка.
И впервые с тех пор, как я увидел Айсис на полу с пятном крови вокруг головы, я чувствую страх. Реальный, настоящий, холодный страх, который проникает в мои легкие и вырывает их через горло.
Я поднимаю кулаки и уворачиваюсь от еще одного хука справа, но он ударяет меня коленом в грудь, и я не могу дышать, мир превращается в бело-красные вспышки и боль. Я едва могу расслышать толпу, перекрикивающую звук моего бешеного сердцебиения. Кто-то пытается нас разнять, но мужчина отталкивает их и бросается ко мне, а в следующую секунду мои ноги отрываются от земли, он хватает меня за воротник и поднимает над цементом. На долю секунды наши глаза встречаются, и, на удивление, его взгляд не выражает никаких эмоций, а затем он отбрасывает меня в сторону. Перед глазами появляются звездочки, а моя спина с отвратительным глухим стуком ударяется об кирпичную стену. Я пытаюсь подняться на ноги, но они напоминают желе.
Мужчина наклоняется ко мне и произносит:
— Никто не сможет приручить монстра вместо тебя, сынок. Ни твои родители, ни девушка. Ни колледж, ни институт. Только ты можешь это сделать.
Я сплевываю на его ботинки, слюна вся в крови.
— Да что ты вообще обо мне знаешь?
— Бланш мне многое о тебе рассказала.
— Я должен был догадаться, что ты один из ее головорезов.
— Ты заблуждаешься. Я не один из ее… и я доверяю ей достаточно для того, чтобы позволить себе ее бросить. Что, видимо, скоро и произойдет, учитывая сколько в последнее время она прибавляет в весе.