Дикий восторг
Шрифт:
Оказавшись здесь снова, я чувствую клаустрофобию — запах антисептика, люди в халатах, бродящие, словно призраки из палаты в палату, медсестры и интерны, которые смотрят на меня и пытаются решить: к какой же мини-экосистеме лечения я принадлежу. Наоми сегодня не на дежурстве, за что я очень благодарна. Не хочу, чтобы все прошло тяжелее, чем должно.
Кого я обманываю?! Я, безусловно, хочу, чтобы было трудно. Навести самый лучший беспорядок.
Я только на секунду заглядываю в детскую палату, когда охранник уходит пописать. Мира и Джеймс безумно машут руками, я подмигиваю им и ставлю пакет с подарками
— Мира сказала, что ты никогда не вернешься!
— Не правда! — Мира показывает Джеймсу язык.
Я смеюсь и ерошу их волосы.
— Я не могу остаться надолго, но обещаю вернуться в дневное время на этой неделе, окей? А теперь просто откройте подарки. Но не говорите Наоми, откуда вы их взяли. Скажите, что вы получили их от… мм, Иисуса. Не то чтобы я — Иисус. Ух.
Они безумно кивают, и Мира обнимает меня за шею так сильно, что я думаю, она пытается слиться со мной на клеточном уровне. Мне удается отодрать ее пальцы и улизнуть, как раз когда из-за угла появляется охранник. Позади меня доносятся звуки разрываемой обертки и визжание. Я сделала деток счастливее. И от этого я, безусловно, нисколечко не чувствую себя расплавленной и счастливой, потому что расплавленные вещи очень отвратительны, ведь они липкие и вязкие, ну, за исключением расплавленного сыра на пицце и…
Прямо передо мной открытый дверной проем Софии. Палата полутемная и около окна как всегда выстроены в линию вазы с цветами. Я вижу ее ноги под одеялом.
Стою возле ее двери, будто несколько лет, а затем я делаю глубокий вдох и вхожу.
Она не спит, как я надеялась. Она определенно бодрствует, синие глаза смотрят на меня поверх обложки любовного романа, на которой изображен рыцарь и очень потерянная грудастая леди.
— Эй! — улыбаюсь я.
— По-моему, я сказала тебе оставить меня в покое, — произносит она невозмутимым тоном.
— Ух, да, но мне всегда это плохо удавалось. Или уважать желания людей. На самом деле, ничего из этого. И вот я здесь! Делаю… здесь кое-что.
Она бросает на меня испепеляющий взгляд.
— Ты раздражаешь.
— Это, дорогая моя, не новость! — присаживаюсь я на край ее кровати. — Фактически, это древнее знание. Египтяне предсказали мое появление. На самом деле, они в основном рассказывали истории о том, как Айсис уживалась с братом. Инцест тогда был на гребне популярности, так что дольше тридцати лет никто не жил.
София не улыбается, ее глаза неподвижны и суровы, как сине-черный камень.
Этого никак нельзя избежать. Какая бы незначительная дружба ни была между нами — она испорчена нашей взаимной неуверенностью. София относится ко мне так, как раньше относилась к Эйвери: холодно, тихо и настолько презрительно, что мой желудок содрогается от тошнотворной тревоги. Присутствие Софии всегда было спокойным, нежным, но тяжелым, и сейчас я ощущаю эту тяжесть как никогда.
— Я познакомилась с Талли, — говорю я. После полусекундного молчания София медленно опускает книгу. Я не могу выдержать тишину, поэтому нарушаю ее. — Я нашла ее. И я сожалею. Прошу прощения за свое любопытство. Прости, что познакомилась с ней. Уверена, ты не хочешь, чтобы о ней знали многие. Извини. В первую очередь
— А что со мной произошло? — злобно прерывает София. — Пожалуйста, расскажи мне, что же со мной произошло, так как, кажется, теперь ты все знаешь.
— Эй, прекрати, это не то, что я имела в виду…
— Тогда за что ты извиняешься? Думаешь, от этого кому-то станет лучше? Ты действительно думаешь, что это поможет? Слова не помогают. Никогда не помогали. А особенно они не помогают, когда исходят из твоих уст. — Я сжимаю губы, а София сердито смотрит. — Мне не нужна твоя жалость. Ты за этим пришла, не так ли? Или ты угрожаешь мне тем, что теперь ты все знаешь?
— Нет… София, я бы не стала…
— Конечно, стала бы. Потому что ты думаешь как я, а именно это я бы и сделала.
И вот так просто вся моя злость поднимается и блокирует горло.
— Я. Не. Ты!
Мой кулак взлетает и случайно сбивает вазу. Она разбивается, и опаловые осколки рассыпаются по полу. Сердитый взгляд Софии сменяется улыбкой.
— Вот ты и разозлилась на меня! Я знала, что ты не такая кокетливая и добренькая, какой пытаешься быть.
— Достаточно! Зачем ты это делаешь? Почему ты так ужасно ко мне относишься?
Она перестает улыбаться, ее глаза полуприкрыты.
— Потому что у тебя есть практически все. У тебя есть здоровье. У тебя есть семья. У тебя есть друзья. Однако, несмотря на то, что у тебя все это есть, тебе этого мало, ты хочешь единственное, что у меня осталась. Ты возжелала его. Ты пыталась его у меня отнять.
— Я не…
— Да, именно так. Ты продолжала давить. Ты встретила его и изо всех сил пыталась привлечь внимание, а когда у тебя это получилось, и ты узнала про меня, то не остановилась, нет, ты продолжила действовать. Ты сохранила себя в его жизни. Ты хотела его. До сих пор хочешь. И это вызывает у меня отвращение…
Моя рука горит. София отворачивается, и когда она вновь смотрит на меня, ее глаза заполнены чрезвычайным удивлением и болью, а щеки раскраснелись.
— Мне никогда не нравился Джек, и этого никогда не будет. Поэтому остановись. Прекрати быть такой задницей. Отпусти всю эту ненужную ненависть.
Она молчит, не сводя с меня взгляд, и я наблюдаю, как ее глаза медленно наполняются слезами.
— Я не могу, — шепчет она. — Я не могу.
Она закрывает глаза руками и начинает рыдать. Я не трогаю ее, хоть и очень хочу это сделать. Хочу обнять ее и назвать елейной попкой, держать за руку, так же как она держала мою, когда я плакала из-за мамы и Лео, и того что произошло. Но она ненавидит меня. Я была неправа. Может Джек и плохой принц, а плохие принцы причиняют боль, но дракон ранит гораздо сильнее.
Я — злодей, корень зла.
И разговаривая о Талли, найдя Талли, я дышу огнем над деревней и сжигаю всех дотла. Софию. Джека. Рена. Эйвери. Всех. Это не мой деликатный кошмар, но я все равно влезаю, поскольку думаю, что могу… помочь? Попробовать исправить все к лучшему? Ничто не исправит все к лучшему. Ничто не изменит то, что произошло той ночью в лесу, и неважно, сколько я копаю или как сильно стараюсь заставить их об этом поговорить. Я глупа, поскольку хотя бы допустила мысль, что могу сделать все немного лучше.