Дикий
Шрифт:
Я снова задрал ее рубашку и скользнул пальцами ниже, пока не нащупал край ее трусиков. Я снова начал спускаться, мои пальцы скользили по ее обнаженной коже. Я почувствовал, как ее плоть покрылась мурашками от моего прикосновения, и осознание того, что она была так восприимчива ко мне, несказанно обрадовало меня.
— Произнеси мое имя, Лекси, — приказал я, глядя прямо ей в глаза.
— Диллан, — прошептала она.
Я не смог удержаться от стона. Черт, когда я услышал, как она произносит мое имя, со мной творилось всякое, в моей голове проносились всевозможные грязные образы.
— Я…
Я смотрел ей в глаза, желая, чтобы она рассказала мне все. Я хотел, чтобы она раскрыла свои самые сокровенные потребности.
Я хочу быть тем, кто воплотит их в жизнь.
— Скажи мне, — потребовал я.
— Я хочу этого.
Да, она, блядь, сделала это.
— Но я никогда не делала этого раньше.
Я сжал челюсти, глубокий звук удовольствия вырвался из меня.
— Я никогда не была с мужчиной.
Она была девственницей, и я был бы тем, кто предъявил бы права на ее вишенку. Я был бы единственным, кто знал бы, какова на ощупь ее киска, какой тугой и горячей она была на самом деле. Возможно, она еще не знает этого, но Лекси была моей. Она всегда будет моей.
Я не смог удержаться от того, что сделал дальше. Я даже не хотел пытаться.
— Я собираюсь показать тебе, что делает настоящий мужчина, когда видит то, чего хочет. — Я наклонился и закрыл глаза, вдыхая ее запах. Я провел кончиком носа по изгибу ее шеи. Она вздрогнула от моего прикосновения и издала самый сладкий, блядь, звук. Звук пронзил мой член, и мои яйца напряглись. Я хотел толкнуться в нее, почувствовать, как ее девственная киска сжимается под моим членом, доит меня. Я хотел наполнить ее своей спермой, сделать ее настолько наполненной моим семенем, чтобы оно выскользнуло из тесных, горячих пределов ее тела.
Когда я скользнул рукой по внешней стороне ее бедра, она потянулась и ухватилась за мой бицепс. Я мог бы сказать, что это была непроизвольная реакция, учитывая выражение ее лица, но мне все равно это чертовски понравилось.
Удерживая ее взгляд, я скользнул рукой по впадинке под коленом, легко приподнял ее ногу и закинул себе на талию. Она держала ее там, как хорошая девочка, и я переместил руку, чтобы обхватить ее попку. Задница была круглой… идеальной. Я хотел, чтобы она почувствовала, какой я твердый, как сильно я хочу ее. Мой член пульсировал, и эта дикая потребность внутри меня была как живое существо. Это было такое сильное давление, какого я никогда раньше не испытывал.
Отсутствие секса никогда не было для меня проблемой, потому что та, кого я желал, всегда был недостижимой.
Больше нет. Она прямо здесь, чтобы быть с тобой. Она хочет, чтобы ты сделал ее своей.
Я хотел, чтобы мой рот был на ее губах, на ее плоти, на ее киске. Я хотел запомнить каждый дюйм ее тела своими губами и языком. Не было бы ни одной ее части, которой я не владел бы, когда закончу с ней.
Не мучая себя больше, я опустился перед ней на корточки. Теперь ее руки были прижаты к бокам, ноги слегка раздвинуты. Она посмотрела на меня сверху вниз, ее дыхание еще участилось, ее потребность все еще была очевидна.
Я чувствовал ее запах, сладкий, мускусный аромат, который сказал мне, что она определенно промокла между бедер. Насколько розовой была бы ее киска? Насколько влажной она продолжала бы становиться для меня? Я посмотрел на нее снизу вверх и, глядя ей в глаза, просунул руку ей между ног и положил прямо на ее половые губки.
Она ахнула и уперлась руками за спиной в стену, как будто ей нужна была дополнительная устойчивость.
— Сегодня ночью это будет принадлежать мне. — Я слегка надавил, и она приподнялась на цыпочки. — И когда я возьму твою вишенку, Лекси, ты будешь моей безвозвратно. — Я сдвинул ее трусики в сторону, почувствовав, насколько влажной была ткань для меня. — Когда я погружу свой член в твое девственное влагалище, ни один другой мужчина не будет обладать тобой. Никогда. — Я провел пальцем по ее клитору, тщетно пытаясь сохранить контроль. Все мое тело было напряжено, дикая потребность вытащить свой член и прижать ее прямо к стене сильно возбуждала меня.
Ее первый раз, возможно, не будет таким мягким и нежным или таким романтичным, как она того заслуживала. Но я чертовски уверен, что она поймет, что значит для меня.
7
Диллан
— Пожалуйста, ты мне нужен, — простонала она, и я чуть не потерял самообладание прямо тогда. Я чуть не кончил, даже не оказавшись внутри нее.
Я не был с женщиной с тех пор, как вернулся с военной службы. Я не хотел ни с кем быть, не говоря уже о том, чтобы иметь женщину в своей постели после того, как все это дерьмо случилось с моим братом. Но потом я увидел Лекси много лет назад, и мое влечение было мгновенным.
И даже если бы я держался в стороне, даже если бы я заставил себя стремиться к желаемому — к Лекси — что было бы лучше для нее, я больше не мог себя остановить. Я хотел ее. Только ее.
Но потом она заговорила со мной, впервые в жизни она сделала это. Я посмотрел ей в глаза, увидел что-то знакомое и понял, что был полным идиотом, что ждал, что не пошел за ней.
— Раньше у меня было значительно больше самообладания, когда дело касалось тебя, — сказал я прямо у ее губ.
— А сейчас?
— Нет. Чертова. Контроля.
Она моя.
Прямо сейчас я чувствовал себя с ней гребаным животным, и все, что я хотел сделать, это поглотить каждую ее частичку. Я хотел, чтобы она выкрикивала мое имя, когда я буду доводить ее до пика удовольствия. Я хотел, чтобы она кончила для меня, когда я буду вылизывать каждую частичку ее тела.
Мой член дернулся при мысли обо всем, что я сделаю с ней, прежде чем закончится ночь. И когда наступит утро, она все еще будет здесь, потому что я не отпущу ее.
Я видел, как дернулось ее горло, когда она сглотнула. Она была возбуждена, так чертовски возбуждена, что я знал: если я прикоснусь к ней правильным образом, она кончит для меня.
Я знал, что она кончит … жаждал увидеть, как экстаз преобразит ее лицо.
Я ни за что не продержался бы этой ночью, как только оказался бы глубоко в ее горячей, влажной, девственной киске.
Когда дело дошло до этой женщины прямо здесь, я был гребаным животным.
— Я хочу тебя, Диллан.
Я застонал, сжал челюсти и взмолился о какой-нибудь гребаной сдержанности.