Дикое правосудие
Шрифт:
Спустя довольно долгое время, если судить по положению солнца, он проснулся от шума какого-то летательного аппарата, пролетевшего низко над ним в западном направлении. Протерев глаза, он заметил одномоторный самолетик, спускавшийся к невидимой посадочной полосе в трех или четырех милях от того места, где он находился. Было очевидно, что этот самолет не занимался его поисками. У Лока разболелась голова, перед глазами плясали крошечные искры. Должно быть, грунтовка, на которую он съехал с автострады, вела к маленькому аэродрому.
Он посмотрел на перевернутый джип и покачал головой. Пожалуй, ему будет не под силу починить машину в одиночку. Придется идти пешком. Послышалось воркование дикого голубя, затем пронзительная песня крапивника. Мухи, клубившиеся над местом крушения вертолета, издавали слитный деловитый гул.
Лок рассмотрел возможность позвонить Фолкнеру в Вашингтон, но отбросил ее. Он помнил статью в газете, прочитанной на станции техобслуживания. Девушка была наркоманкой и проституткой, он якобы подцепил ее на улице. Автомобиль, взятый им напрокат, видели в округе. Да, Тургенев держал его в ящике с плотно запечатанной крышкой.
Несмотря на то, что он сделал здесь...
А что, собственно, он сделал? Избавился от непосредственной угрозы. Дал себе передышку, – возможно, на несколько часов, – и часть этого времени уже потрачена на сон.
Ничего другого ему не оставалось. Тургенев сжег за ним все мосты.
Вода... он должен найти воду. Потом чего-нибудь поесть. Нужно добраться до посадочной полосы до наступления темноты.
* * *
Игорь Трешиков, шеф УВД Нового Уренгоя, с печалью смотрел на Воронцова, чья голова покоилась на больничной подушке. Правая рука начальника следственного отдела была скована тяжелым лубком, голова забинтована, а гипсовый корсет под одеялом фиксировал сломанные ребра. На его челюсти чернели кровоподтеки, на скулах остались пятна от ожогов.
Трешиков неуверенно переминался с ноги на ногу. Люди Воронцова – Дмитрий Горов, Марфа, сама только что вставшая с больничной койки, и Голудин – собрались вокруг постели, как церемониальные телохранители.
Воронцов смотрел на Трешикова мутным взглядом, и начальник УВД пытался пробудить в своей душе возмущение, овладевшее им, когда он получил инструкции от Бакунина. Теперь праведный гнев мог послужить для поддержки его авторитета и достоинства во время свидания с Воронцовым. Глядя на своего подчиненного, Трешиков чувствовал себя так, словно его обвинили в предательстве.
– Я... мне постоянно сообщали о твоем состоянии, Алексей, – это было все, что он мог выдавить из себя сейчас. Девушка презрительно усмехнулась. Глаза Воронцова ненадолго закрылись, а затем снова открылись – медленное, отрешенное движение. По словам врачей, мозг не получил серьезных повреждений. Да, было сильное сотрясение, но вполне излечимое.
– Террористы, разумеется... – Трешиков проглотил окончание фразы. До телефонного звонка Бакунина он мог бы поверить в эту удобную выдумку, даже действовать в соответствии с ней. Повальные обыски, аресты, допросы – все, чтобы добраться до террористической ячейки, совершившей покушение на сотрудника правоохранительных органов.
Бакунин, не утруждая себя объяснениями, приказал ему отстранить от расследования Воронцова и его людей. Этим он взорвал вымысел изнутри так же бесповоротно, как те люди, чье могущество не могло подвергнуться и – малейшему сомнению, взорвали квартиру Воронцова.
Губы Воронцова раскрылись, как раковина устрицы.
– Вера Силкова убита вместе с ребенком, – слабым бесцветным голосом произнес он.
После секундного замешательства Трешиков вспомнил о двух случайных жертвах взрыва: молодая женщина, чья-то любовница, и ее ребенок. Их квартира располагалась рядом с квартирой Воронцова. Взрывчатка была заложена в телевизор, детонатор сработал от радиосигнала. Воронцов задержался на лестничной площадке перед дверью, разговаривая с соседкой. Террористы... Они проникли в квартиру под видом техников, искавших протечку газа. Вероятно, они неправильно рассчитали время, поторопились с детонацией. Как бы то ни было, взрыв раздался на десять секунд раньше нужного времени – хотя и не для молодой женщины, сидевшей за столом с другой стороны стены, отделявшей ее спальню от гостиной Воронцова, где стоял телевизор. Она и ребенок погибли мгновенно.
– Ужасное дело... – начал Трешиков, снова зашаркав ногами, когда эхо требовательного, жесткого голоса Бакунина пробудилось в его памяти. – Я... – он сноба замолчал.
Свободная рука Воронцова шевельнулась на одеяле.
– Я понимаю, как вы расстроены, шеф. Но она оказалась попутным фактором.
Тон был сочувственным, но за ним скрывалась ледяная ирония. Дмитрий Горов выглядел смущенным. Молодой оперативник и женщина отошли от постели в другой конец просторной больничной палаты, предназначенной для одного пациента. Начальник УВД сумел настоять хотя бы на выделении одноместной палаты, хотя ни чин, ни состояние Воронцова не требовали такого внимания к нему.
Трешиков кивком попросил Горова отойти от постели и сел на стул, освобожденный Голудиным. Дмитрий, чуть-чуть помедлив над постелью, вывел двух своих коллег в коридор и закрыл за собой дверь. Трешиков немного расслабился, но это продолжалось лишь до тех пор, пока он не встретился с безжалостным взглядом Воронцова. В комнате было слишком тепло, но Трешиков чувствовал, что снять шубу означало каким-то образом лишиться последних остатков авторитета. Воронцов продолжал смотреть на него так, словно он был нищим, от которого воняло водкой и потом.
– К следующей неделе они починят тебя, и ты будешь как новенький, – начал было он, но Воронцов перебил его.
– Послушай, Игорь Васильевич, – прошипел он, мучительным усилием оторвав голову от подушки. – Послушай меня. Я чую их запах на тебе, как твоя жена чует запах духов другой женщины. Я знаю, что ты пришел отстранить меня от дела, верно?
Воронцов изучал взглядом лицо Трешикова. Огонь в его глазах пылал с такой силой, что Трешиков хотел отодвинуться, но Воронцов внезапно сжал его запястье жесткими пальцами.
– Верно. В этом-то все и дело. Кто-то приказал тебе...
– Нет, Алексей! Я пришел навестить тебя. У меня выдался первый свободный час с тех пор, как... Послушай, ты должен наконец успокоиться. Расследование теперь находится в руках ГРУ. Алексей, я просто хочу быть уверенным в том, что ты поправишься!
«Не высовывайся – и останешься в живых», – недвусмысленно говорили панические нотки в его голосе. Воронцов продолжал крепко сжимать его запястье.
– Вера Силкова убита, Игорь, разве ты не понимаешь? Они чуть не прикончили Марфу на той скважине, а теперь преуспели в убийстве невинной женщины, – шепот Воронцова становился тише, однако хватка не ослабевала. – Им нет дела до людей. Когда они попытались разнести меня в клочья, в других квартирах было полно народу. Они убили Веру Силкову и ее ребенка лишь потому, что те оказались рядом со мной! – он сглотнул слюну. Посиневшие губы раскрывались и закрывались, напоминая карикатурную рыбу, выброшенную на берег. – Мне плевать на Роулса, плевать на иранца и на всех остальных, кто умер из-за них. Но не говори мне, что это правильно, Игорь. Не говори мне этого!