Дикое шоссе
Шрифт:
Сегодня за ужином я рассказала ей все о своей жизни в Бостоне. Как я проработала ассистенткой Сандры шесть месяцев, пока не получила лицензию. Как за два года я стала их самым прибыльным агентом, специализирующимся на элитной недвижимости в Бостоне.
Когда заниматься недвижимостью стало скучно, я начала инвестировать. Чтобы мне больше не нужно было продавать недвижимость, чтобы выжить. Я заложила фундамент своей империи и продолжала добавлять кирпичики.
Я потратила годы, пытаясь заполнить пустоту в своей груди деньгами и бизнесом. Но даже при всей власти, престиже и богатстве эта дыра все равно оставалась.
Оцепенение не проходило.
Я все еще была просто сбежавшим ребенком, равнодушным к миру, ищущим что-нибудь, что могло бы заставить его чувствовать.
— Ты с кем-нибудь еще общаешься? — спросила Кэтрин. — С Лу?
— Нет, только с Лондин. А ты?
— Нет. — Она покачала головой. — Как ты узнала, что я здесь?
— Некоторое время назад мне стало любопытно, куда все подевались, поэтому я наняла частного детектива, чтобы выяснить это. Ты упростила ему работу, так как твоя фотография была на веб-сайте курорта.
— Ааа. В этом есть смысл.
— Ты слышала, что Лу умер?
— Умер? — Она прижала руку к сердцу. — Как? Когда?
— Много лет назад. Он умер во сне.
В ее голубых глазах блестели слезы.
— Я никогда не забуду этого человека.
Лу Майли владел свалкой, когда Карсон обнаружил ее, сбежав из дома. Карсон пробирался туда и обратно целый месяц, спал там и прятался, пока однажды ночью Лу не вышел с одеялом.
Лу не выгнал Карсона. Но и в дом его не забрал. Он просто позволил Карсону остаться.
Когда я нашла Карсона, покинув свой собственный дом, Лу даже глазом не моргнул, когда в первый раз заметил меня на своей свалке. Он что-то проворчал, сердито посмотрел на меня и скрылся в хижине, которую называл своим домом.
— Он был таким угрюмым. — Я улыбнулась. — Таким удивительно грубым и сварливым.
Лу избегал привычного мира и жил один на свалке. Никто из нас никогда не спрашивал, почему он позволил шестерым детям поселиться на его участке, но я полагала, что это потому, что, когда мы переехали, Лу не был так одинок.
Никого из нас, даже Карсона, Лу никогда не приглашал в дом. Но он разрешил нам пользоваться ванной и душем в гараже на свалке. Однажды мы с Карсоном были простужены, и Лу оставил нам на раковине бутылочку с лекарством от простуды.
Лу не заявлял о том, что мы сбежали. Большинство взрослых позвонили бы в полицию и передали нас в приемную семью. Но я думаю, Лу нравилось, что мы там были. И, возможно, он знал, что если он выгонит нас или обратится к властям, мы просто сбежим снова, возможно, в место, далеко не такое безопасное.
Возвращение домой не было возможным ни для кого из нас.
— Он спас нас, — прошептала Кэтрин. — Никто здесь этого не понимает, но Лу спас нам жизни.
— Да, это так. Жаль, что я не поехала на его похороны. Время было выбрано неудачно. — Скорее, я просто не выкроила время. — Гриры знают? О нашем детстве?
— Ты знакома с Кэрол? Однажды ночью, примерно через месяц после твоего отъезда, она вынудила меня все рассказать. Я чувствовала себя одинокой и злой, поэтому рассказала ей все. И на этом ранчо нет такого понятия, как тайна. Следующим вечером я пошла на семейный ужин, и ты бы видела, какие жалкие взгляды были у них. Я была так зла.
Это означало, что Истон тоже знал.
Я держала свое прошлое при себе, когда работала здесь. Мы все держали его в тайне. Шелдоны были единственными, кому мы рассказали о нем. В то время я не была уверена, что заставило нас с Кэтрин рассказать нашу историю гостям. Но, проработав с Сандрой и Эриком несколько лет, я поняла, что такова их натура. Они обладали притягательной силой, которая заставляла людей вылезать из своей скорлупы.
Даже после того, как я перестала работать в их фирме, я поддерживала связь со своими бывшими наставниками. Сандра была моей постоянной спутницей на Неделе моды в Париже.
Были и другие, кто знал мою историю — я потратила годы, рассказывая доктору Брюэру ужасные подробности, — но список был невелик. Даже Бенджамин не знал о моем прошлом. Потому что, как сказала Кэтрин, самый быстрый способ заслужить чью-то жалость — это рассказать о нашей юности.
Я не хотела жалости Гриров. И уж точно я не хотела жалости Истона.
Все, чего я когда-либо хотела от него, — это привязанности.
Которую я получила одной восхитительной ночью.
За несколько часов до этого я села в автобус «Грейхаунд» и оставила Монтану позади.
— Ты когда-нибудь скучала по палатке? — спросила Кэтрин, наливая нам обеим еще вина.
Я рассмеялась.
— Я не скучаю по ночлегу на земле, но скучаю по тем ночам, когда мы все собирались в тесноте, потому что шел дождь. Скучаю по тем дням, когда нам всем было скучно, и мы часами играли в карты, разговаривали и смеялись.
— Я тоже. Печально, что мы все потеряли связь. Но для меня так проще. Просто жить своей жизнью и не оглядываться назад. Я имею в виду, мы были счастливы на свалке. Настолько счастливы, насколько могут быть счастливы бездомные дети, но это было тяжело.
— Так тяжело, — согласилась я. — Боже мой, мы были сильными.
— И везучими.
Было множество других историй о сбежавших детях, чьи жизни были оборваны. У которых не было счастливого конца. Дети, которые пристрастились к наркотикам и алкоголю. Девочки, которые исчезли в сети торговцев людьми, и их больше никто не видел.
Везучие — это мягко сказано.
— Я рада, что ты приехала, — сказала Кэтрин. — Рада тебя видеть.
— Я тоже рада, что приехала. — Здесь царило ощущение покоя. В воздухе не чувствовалась тяжесть. — Это расслабляет.