Дикое золото
Шрифт:
– В матрац?
– Ну да, на кровати, – досадливо поморщилась Ольга. – Зачем-то это было надо… Но я послушалась. Дьявол хитрый, как тот, из Библии. Знаете, Алексис, я имела неосторожность сняться на фотографии, ну, знаете, в парижском стиле, я там была совершенно нагая, в интересных позах… А он добыл. И пугал, что покажет папе. Папа меня убил бы, без сомнения. И отдает теперь по одной, но четыре еще у него… Ну и наплевать, я же вам объясняю, что иногда я ему служу, а иногда и он мне…
Бестужев смотрел на нее напряженно и зло. С одной стороны, ее излияния можно было со спокойной совестью поименовать высокопробным наркотическим бредом. С другой же… Очень
– Значит, вы только зовете его дьяволом, а на самом деле – он живой человек?
– Ну да, да, да! И еще какой живой! Мы с ним иногда ложимся в спаленке, и он до сих пор на многое способен… Вам рассказать, чему он меня научил? Мои ноги…
– А что у него на погонах? – перебил Бестужев. – Сколько полосок? Сколько звездочек? Вы помните, Олечка?
Ольга, раскачиваясь на стуле, посмотрела на него, потом, прыснув, высунула язык:
– Ка-акой вы хитренький! А я вам не скажу! Потому что тогда он меня убьет. Взаправду. Это, конечно, будет ощущение, но не из тех, что мне хочется испробовать… Он меня непременно убьет, если я проболтаюсь. А потому я вам ничего и не скажу, милый, милый… Я хочу жить, я молода. И я – умница, разве что с фотографиями оплошала… А он меня убьет. Он тоже умный, умнее меня, он слишком давно играет людьми, как владыка, дьявола так и зовут владыкой, вот совпадение… – она с непритворным испугом зажала рот ладошкой, отвернулась. – Алексис, отстаньте. Или пойдемте в спаленку, или извольте убраться прочь. Такой разговор мне не доставляет приятных ощущений…
– Значит, не скажете, кто он?
– А я сейчас разобью окно, – безмятежно сказала Ольга. – И начну кричать, сударь, что вы меня насильничаете… Заманили, кокаину насильно насыпали, платье рвете… Вам будет скверно…
Бестужев, не долго думая, встал и быстро вышел. Вслед ему несся серебристый, беззаботный смех – так и звучавший в ушах, пока он спускался по лестнице. Ничего нельзя было сделать. Бессмысленно везти ее в одно из учреждений, как раз и предназначенных для задушевных бесед с теми, кто стреляет людям в висок. Куда ни отвези, отпустить придется очень быстро. Ольга Серебрякова – не Ванька Тутушкин, которого можно и по шее приурезать, которого можно спрятать на пару дней в арестном полицейском доме… И правильно поступил, что побыстрее убрался – могла и вправду разбить окно, заорать на всю улицу, изволь отмываться потом…
…Он возился с матрацем, словно боролся с врагом. После того, как обнаружил на нижней его стороне маленькую круглую дырочку, воспрянул духом и стал прощупывать, но это затянулось надолго, и в конце концов Бестужев плюнул, подпорол перочинным ножичком цветастую ткань, стал копаться в невесомой массе пуха и легких перышек. Как он ни старался, пух клочьями летел по сторонам, на постель, на пол.
Окончательно махнув рукой на конспирацию, Бестужев расстелил на полу простыню и, приняв предусмотрительно кое-какие меры для легендирования, взялся за работу всерьез – черпал пух горстями, тщательно его разминал, бросал на простыню, захватывал пригоршнями новую порцию. Очень скоро он выглядел так, словно в потемках залез в курятник воровать кур.
Нервы были так напряжены, что он едва не крикнул, нащупав ладонью что-то твердое, продолговатое, маленькое. Выдернул руку, сдул пух. Между пальцами у него тускло поблескивала тупоносенькая пуля – из патрона для карманного
Приходилось признать, что эта часть Ольгиного рассказа была доподлинным отражением реальности. То ли она сама, как и рассказывала, стреляла в матрац, то ли видела, как кто-то другой это проделал. Логично предположить, что к той же самой реальности могут относиться и рассказы о дьяволе. О дьяволе, который носит погоны. О дьяволе, который ее агентурил с помощью неосторожных фотографий в парижском стиле. То есть ни о каком не дьяволе, а о хитром, умном, подлом человеке…
Кто? Уж безусловно, не Силуянов – у того гражданский чин, и он не стал бы разгуливать по городу, где его все знают, в форме с погонами, рискуя вызвать опасное недоумение прекрасно его знавших горожан. Значит, кто-то в погонах. К т о?
В дверь постучали – и тут же ее энергично толкнули со всей силы. Бестужев, как был, с засученными рукавами рубашки, без жилета, после некоторого раздумья пошел открывать: средь бела дня, в центре города не рискнут…
– Го-осподи! – охнул Иванихин. – Вы что, курей щиплете?
– Да понимаете ли, какой казус… – смущенно поведал Бестужев. – Прилег отдохнуть на кровать, а матрас был чуточку распорот, вот часы туда и провалились… Пришлось в конце концов все распотрошить. Ерунда, скажу, чтобы поставили в счет…
– Бывает, – ничуть не удивившись, сказал Иванихин. – Однажды в Питере пили мы с одним типусом из золотопромышленного департамента, так вот он, назюзюкавшись, уронил в клозетную чашку Станислава третьей степени с груди, – промышленник сочно хохотнул. – Вот это был казус, не чета вашему… Нашли часики?
– Да, вот они…
– Я им сейчас велю, чтобы заменили матрас и денег за старый не требовали, – сказал Иванихин деловито. – Сами виноваты, раньше надо было за прорехами смотреть… И не спорьте. Я для вас и больше сделать готов, милейший Леонид… тьфу, черт! Алексей Воинович. Вновь вынужден извиниться за все прошлые подтрунивания и ругань в адрес вашей службы. Как вы их, однако! Я только что от губернатора, тайгу возле Аннинска прочесывают активнейше, и по окрестным деревням разослали стражников. Поймают вашего беглеца, да и тех, наряженных мужичками, тоже возьмут, я надеюсь. Ах вы, молодчина! Алексей Воинович, я за вами, собственно…
– С целью?
– Буторина моего помните?
– Конечно.
– А помните, сына женит? Так вот, из церкви они вернутся в самом скором времени, и вы, милейший ротмистр, тоже званы на свадебку. Никаких отговорок не принимаю-с! Нужно будет, сам губернатор велит освободить вас от жандармских дел. Буторин вас душевно приглашает, наслышан о подвигах ваших… Так что и не спорьте, одевайтесь. Пора ехать. Танька внизу, в экипаже, тоже вас поблагодарить жаждет…
– А почему бы и не поехать? – вслух подумал Бестужев. Сердце при упоминании о Тане сладко ворохнулось.
– Вот то-то! Раз вы тут ищете часики посреди пуха – значит, и нет никаких срочных дел? Что нужно почистить – вызовем лакея, – он потянулся к звонку. – Одевайтесь, Алексей Воинович, посидите с нами, простыми людишками, развеетесь, а то у вас личико весьма осунувшееся, хлебнули лиха…
Глава четвертая
Как играются свадьбы в Шантарске
Огромный кусок зажаренного до хрусткой коричневой корочки гуся опустился к нему на тарелку, где и без того не было никакого оперативного простора, выражаясь военными терминами.