Диктатор

Ромэн Жюль

Моттле. Да, да.

Первый мужчина. И вам кажется, что вы это схватите налету при вашей неопытности?

Моттле. Постараюсь.

Первый мужчина, оборачиваясь к остальным. Если бы один из нас мог остаться…

Моттле, живо. Я же вам говорю, что берусь.

Первый мужчина. Заметьте еще вот что: Дени и Фереоль будут здесь. Вы должны их узнать и затем уже не спускать с них глаз. Может случиться, что они не сойдутся во мнениях, понимаете? Что один затянет о здравии, а другой — за

упокой. Но имейте в виду следующее: что это школьные товарищи, что в частной жизни их связывает тесная дружба и что они могут объявить друг другу войну, оставаясь на «ты» и по-прежнему хлопая один другого по плечу. (Наставительно). Тут требуется чутье! Чутье! Или бросьте это дело сразу. (Хочет идти, но останавливается). Да, может зайти речь о короле, более или менее иносказательно: «толстяк», «дядюшка» или «бородач». Безопасность короля нас не касается. У него своя личная полиция. Но в случае покушения, например, было бы интересно показать, что придворное ведомство сплоховало, а что мы вот были осведомлены. Поняли? До вечера.

Они выходят. Моттле смотрит им вслед и издает: «Уф!» Из домика осторожно выходит человек в штатском, по виду интеллигент.

Явление второе

Моттле, Ришар.

Ришар. Полицейские?

Моттле, заметно изменивший тон и физиономию. Да, и тонкой марки. Я весь вспотел.

Ришар. Э! Не они первые.

Моттле. В таком духе первые. Это не то, что честная пара надзирателей в тяжелых сапогах, от которых требуется отчет в десять строк красивым почерком и которые не отличат анархиста от лудильщика!.. Тех меня всегда тянет спросить, много ли им осталось до выслуги лет. Но эти…

Ришар. Нелегко тебе было с ними?

Моттле. В достаточной мере!

Ришар. В общем, ты с ними управился?

Моттле. Я в точности применил инструкцию В.

Ришар, смеясь. Инструкцию В! Ты, наверное, был жандармом в одном из прежних воплощений, уж больно ты любишь всякие уставы.

Моттле, пожимая плечами. Да ты ее когда-нибудь читал, инструкцию В? Почему бы мне не пользоваться опытом такого человека, как Лемоэль, который вложил в нее все свои познания? А члены контрполицейской комиссии, слово за словом обсуждавшие ее с Лемоэлем? У них впятером, быть может, сорок лет тюрьмы, не весть сколько арестов, побегов и заочных приговоров. Нет такой полиции в Европе, которой бы они не окрутили тридцать шесть раз.

Ришар. Не сердись, старик. Тебя наградят одним из первых, когда Революция учредит рыцарский орден.

Моттле. Если бы я был уверен, что успею, я бы затопил печку. Дени всегда зябнет, когда он утомлен. (С нежной заботливостью). А он будет очень утомлен.

Ришар. Да, затопи печку.

Моттле. Да только час пройдет, пока она растопится. Это проклятое сооружение. (Он глядит на небо). С этаким солнцем, она прежде всего добрый час будет дымить.

Ришар. Тогда не топи. Если Дени будет холодно, ты заваришь ему чаю. (Помолчав). Они тебе показались осведомленными?

Моттле. Очень осведомленными. Времени это им стоило немало. Но удалось.

Ришар. Что же делать, будем собираться в редакции. Это будет не так романтично, но зато удобнее для всех, в том числе и для полиции. Мы будем диктовать секретные распоряжения сонму юных машинисток и конспирировать по телефону.

Моттле. Во всяком случае, здесь мы ужасно отрезаны от всего. Что бы сейчас ни произошло, мы с тобой узнаем позже всех. (Он глядит в открытую даль). Величайшему событию потребуется столько часов, чтобы стать видимым, вон там! Тш!..

Слышны приближающиеся шаги.

Явление третье

Те же, Сибле, Бишоф, Фиориньи.

Моттле, узнав вошедших. Вы никого не встретили в проулке?

Сибле, он одет не без изящества, очень оживлен. Нет.

Моттле. Здесь сейчас было трое полицейских.

Сибле. Ну, это не страшно. Правительство пало.

Ришар. В самом деле?

Сибле. Дени и остальные идут за нами.

Ришар. Значит, наступил решительный момент?

Сибле делает неопределенный жест. Бишоф и Фиориньи переглядываются.

Бишоф. Хм! Хм!

Сибле. Дени был восхитителен, надо признать. Восхитителен по силе и по находчивости.

Фиориньи. Слишком восхитителен. Он понапрасну утомил себя, исход был предрешен.

Сибле. Да нет же, Фиориньи, да нет же! Неудачная речь — и министерство уцелело бы. Большинство превысило на двадцать пять голосов наши самые оптимистические подсчеты. К концу центровики с трудом удерживались, чтобы не аплодировать. На одни только кулуарные комбинации нельзя было полагаться. В последнюю минуту человек тридцать врагов министерства могло нас покинуть, чтобы оно не пало благодаря формуле перехода крайней левой.

Бишоф. Да. Своим красноречием Дени облегчил положение умеренных. Они могут потом говорить, что задушили министерство нечаянно, в порыве увлечения.

Смеется.

Ришар. А теперь?

Молчание. Переглядываются. Вновь пришедшие, видимо, чувствуют себя не вполне уверенно.

Моттле. Фереоль там был?

Фиориньи, живо. Где это? В Палате? Ты же знаешь, он поклялся, что войдет туда не иначе, как ведя за собой сотню вооруженных людей.

Моттле. О, разве я могу помнить все, в чем он клялся?

Короткое молчание.

Ришар. А «дядюшка»?

Сибле. «Дядюшке» едва ли весело.

Фиориньи. В кулуарах рассказывали довольно удивительные вещи. Не правда ли, Бишоф?

Бишоф. Да, только я не уверен, так ли я понял.

Ришар. Что именно?

Фиориньи. Будто бы при дворе имеется партия, склонная к смелому решению.