Диктофон, фата и два кольца, или История Валерии Стрелкиной, родившейся под знаком Льва
Шрифт:
Ксения едва заметно улыбнулась.
— Ну, давай рассказывай, — сказала она.
И я рассказала Ксении обо всем, что произошло, в мельчайших подробностях. Она только кивала головой и в некоторых местах неодобрительно хмыкала.
— Тебя вообще нельзя оставлять одну. Сразу попадаешь в неприятные истории.
— Да будет вам. Все ведь обошлось.
— Пока не уверена в этом. Послушай, а ты ходила в галерею Громова? Видела картины? — неожиданно спросила меня Ксения.
— Конечно. И была очень удивлена.
— Чем
— Во-первых, подбором картин. Понимаете, помимо разных портретов семьи Белопольских я обнаружила там несколько работ отца.
— В самом деле? Это интересно.
— Еще как. Вначале я не могла понять, откуда они могли появиться здесь. Но потом вспомнила, что Маша говорила о нескольких полотнах, доставшихся от Дома творчества. Правда, и тут есть нестыковки.
— Какие?
— Понимаете, ведь это был Дом творчества театральных деятелей. А отец занимался только кинематографом и к театру относился, мягко говоря, прохладно.
— Да… Помню. Тогда была такая тенденция, дескать, театр уже пережиток прошлого. И твой отец не избежал тех веяний.
— Вот, и я об этом. Тогда как его картины могли попасть к Громову?
— А что за работы?
— Первая — пейзаж. Вид усадьбы, а за ней сразу простираются болота. Мрачное, однако, зрелище. Ничего светлого он не увидел. Точнее, сам дом выполнен в светлых тонах, а вот ландшафт… Не приведи господь. А еще среди болот я заметила набросок женской головы…
— Наверное, он хотел изобразить графиню, утонувшую в болотах.
— Не знаю. Понимаете, никто из жителей усадьбы не верит в эту историю. Да и отец вовсе не был склонен к мистицизму. Он бы только посмеялся, если бы узнал, что в доме бродит привидение.
— Я тоже не очень понимаю твоего отца. Зачем ему нужно было писать это… Ну хорошо… с этой работой много неясного, но я надеюсь, что рано или поздно все выяснится. А что изображено на второй?
— «Ландыши» — сказала я, и голос мой дрогнул.
Разумеется, Ксения не могла этого не заметить. И вопросительно на меня посмотрела.
«Ландыши»… Это была первая картина отца, которую я продала, когда наше финансовое состояние стало не просто критическим, а катастрофическим. И, поскольку покупателю понравилась именно эта картина, она и пошла с молотка. Хотя мне было очень жаль ее… Ведь именно с ней был связан один из самых светлых эпизодов в нашей семье.
Это было поздней весной, мы с мамой и отцом снимали дачу в Комарове. И однажды пошли с отцом в лес. Там мы набрели на полянку, где росло множество ландышей. Конечно, рвать их нельзя, но и удержаться, чтобы не нарвать, тоже не представлялось возможным. Я срывала цветы охапками, не веря в свое счастье, а отец, улыбаясь, наблюдал за мной. Мы представляли, как обрадуется мама, когда мы вернемся домой со своей добычей. И она действительно обрадовалась.
— Какая прелесть! — воскликнула мама, зарываясь лицом в душистые ландыши.
А мы с отцом с нежностью смотрели на нее. Она действительно была прекрасна, ее глаза лучились любовью. Любовью к нам. Да и наши с отцом лица светились любовью. И добротой. Словно мы только сейчас поняли, что мы семья и что это навсегда. Это было одно из тех чудесных мгновений, которыми так не баловала меня судьба, когда в доме были забыты придирки, обиды и ненавистные моему детскому сердцу разборки. Когда воцарился мир и покой.
А потом мама положила ландыши на стол, и они роскошной волной рассыпались по столешнице.
— Тихо! Не двигайтесь! — крикнул отец. — Ляля, принеси бумагу и карандаш.
Мама метнулась в комнату и вскоре вбежала на веранду, держа в руках то, о чем просил отец. Он взял бумагу и тотчас принялся зарисовывать ландыши. Так появилась чудесная акварель, которую он так и назвал: «Ландыши». И мне было до ужаса обидно, что именно она первой и была продана. Словно я продала кусочек памяти. Теперь же я, к своему удивлению, обнаружила ее в усадьбе…
Когда я закончила рассказ, то заметила, что у Ксении в глазах блестели слезы.
— Бедная, бедная моя девочка. Ты даже представить себе не можешь, как я хочу, чтобы у тебя все в жизни сложилось хорошо, — и, помолчав, она добавила: — Ты достойна того, чтобы быть счастливой.
— Каждый из нас этого достоин.
— Нет, не каждый. Счастье не так слепо, как это может показаться. Оно обычно приходит как следствие.
— Следствие чего?
— Нашего внутреннего мира, наших поступков. Впрочем, сейчас есть более интересная тема, чем философия. Ты саму Анну видела?
Я кивнула и помрачнела. И, конечно, Ксения заметила это.
— Что, она так красива?
— Даже больше, чем я могла ожидать, — и совсем неожиданно для себя добавила: — Глядя на нее, я поняла, что у меня нет никаких шансов.
— Чтобы покорить Громова?
— Да, — едва слышно выдохнула я.
— Глупости, — безапелляционно заявила Ксения. — Самые настоящие глупости. Если человек тебе действительно нравится, во-первых, ты не должна раньше времени опускать руки, во-вторых, он должен хотя бы догадываться о твоих чувствах. Ну и в-третьих, и это самое главное, с чего ты взяла, что он ее до сих пор любит?
— Ну, это совершенно очевидно.
— Кому? Мне, например, нет.
— Он же сказал Диме, что любил ее.
— Вот именно. Любил, когда женился. Возможно, любил, и когда она убегала от него. Хотя вряд ли…
— Почему?
— Потому что, если мужчина действительно любит женщину, он не допустит ее бегства.
— Потом слуги… Они все в один голос твердят о его неземной любви к жене.
— Людям свойственно создавать легенды, но, самое забавное, они начинают в них верить. Так случилось и с людьми, которые работают у Громова. А я вот сделала совсем другие выводы из того, что ты мне рассказала.