Дилетант 2. История сослагательного наклонения
Шрифт:
А если они вообще нигде, никогда не пересекались?
Ну, это трудно доказать. Вот просто где-нибудь на постоялом дворе или на какой-нибудь станции - он ехал, к примеру, в Петербург, а она в Москву и ... соблазнил.
И всё же, если выйдут на связь Дашковой и Потёмкина? Тут могут быть, как когда-нибудь скажут в Одессе, варианты. Либо Екатерина позлорадствует, так как у Дашковой в обществе безупречная репутация, и всё. Либо - Дашкову опять в опалу, а меня назад в деревню.
Да что ты, блин, всё усложняешь? Пусть даже твоей персоне и уделят внимание, но ответ же лежит на поверхности - Зинаида Ржевская изменила мужу с никому тогда неизвестным офицером (или Потёмки тогда уже кем-то был?). И всё! А вот то, что у ныне покойного светлейшего
Ну, ... из любопытства, к примеру.
Ага, ... нет, любопытство тут есть, но ... А чего ты там понаплёл?... у-у-у... С чего ты так разошёлся? От радости, что тебя слушают?
А чего я такого сказал?
Подумай, все твои измышления для этого времени даже в самом изложении выбиваются из нормы. Хорошо, тебя ещё к докторам не отправили. Видно решили, что ты после контузии немного не того, но не буйный.
Ага, а чего ж учителем к наследникам определила?
Да кто же их баб разберёт?
Вот, вчера письмо получил от Крылова. У Ивана Андреевича всё ещё идёт счастливый новобрачный период. Через строчку всё Аннушка, да Аннушка - Аннушка то, да Аннушка сё, да Аннушка его самая, самая... А не конец ли пришёл великому баснописцу? Сколько помню - все великие поэты однолюбами вроде небыли. Ну, наверное, с одной Музой великое не напишешь. Может и у этого пройдёт?
Не нахвалится Шурочкой. Она, после смерти её бабки, живёт у них в имении на правах воспитанницы, как моя сводная сестра. Так мы с Иваном договорились. Ей сейчас четырнадцать. Года два есть подумать, как потом будущее девочки устроить. А вот перед остальными пацанами мне стыдно - начал их учить и бросил. Они там конечно при деле - Жан, который Габриэль, их учит чему-то, они у него типа подмастерья, но... они ж так в меня верили... Уезжал-то я В Петербург только на рекогносцировку - посмотреть, оценить обстановку понять расклад сил... Когда я к ним попаду?
Да и Габриэль... Ведь, получается, что я и его обманул...
Ладно, не ной. Жизнь не завтра заканчивается, а всё что не делается ... делается в Китае.
Всё, приехали. Вылезай. ... Ох уж этот новый мундир! Десять рублей портному отдал, а неудобно то всё как. Тот мой егерский мундир был удобнее.
Не ворчи, такой же он был, просто ношенный. И к этому привыкнешь.
Офицеры приняли меня хорошо. Видимо кто-то, Корсаков ли, или ещё кто работу с личным составом провели. Ну, то есть, объяснили, что вливается в коллектив человек порох нюхавший, орден получивший за реальную храбрость и, хоть служба его в полку будет чисто символической, но с офицерами полка хочет поддерживать товарищеские отношения, как и полагается офицеру и дворянину.
Конечно, лейб-гвардия не чета простой пехотной махре - оклады у офицеров выше, служат в столице, в караулы ходят ни куда-нибудь, а охранять коронованных особ. В том далёком сейчас другом времени - Федеральная служба охраны! Но этих, тем не менее, и в боевые действия суют, и тыкают как раз на затыкание дыр. Служили здесь конечно и явные мажоры, но были и офицеры воевавшие - капитан Василий Иванович Чичерин, например, был трижды ранен под Измаилом.
Римский-Корсаков всё спрашивал: не встречались ли там мы? ... Да уж наверняка в госпитале вместе валялись.
Много было офицеров воевавших в Шведской компании. Но больше всего меня сразило, когда мне представили поручика Ржевского, причём, тоже Александра, только Николаевича! Да, оказывается, что и Ржевских здесь больше, чем Ивановых. Примечательно, что сей факт даже никого не только не удивил, но его не сочли даже забавным. А что такого? В полку было трое Толстых, все трое были капитанами, двое были графами и, в добавок, они небыли родственниками ... ну, разве что может отдалёнными. Да и Римских-Корсаковых
В начале, как водится в таких случаях, наверное, во всех странах мира, командир полка поздравил меня с Георгием и капитанством, пожелал ещё орденов и, как принято было, или будет, говорить в моём старом прошлом - карьерного роста.
Офицеры на меня смотрели нормально, может и были завистливые взгляды, но я их не заметил. А как тут заметишь - я хоть и старался, но выпить со мной хотели многие и каждый хотел проверить, а точно ли я на протезах. Ну, левая рука понятно, но хожу-то я вроде нормально. Ага, знали бы они, чего мне это стоит!
После пятой, как бывало, бывает и будет, народ разбился на группы по интересам и друг друга уже почти не слушал.
Ну и, естественно, начали разводить меня на анекдоты. Пришлось рассказать тройку.
'Граф Мышкин пришёл к врачу с жалобой на мужскую слабость.
– А сколько Вам лет, Ваше сиятельство?
– спросил доктор.
– Семьдесят.
– А сколько раз в неделю Вы имеете женщину?
– Ну... два - три.
– Да в Вашем возрасте это прекрасно.
– А вот князь Нулин говорит, что имеет женщину каждую ночь, а он меня гораздо старше.
– Так и Вы говорите! Кто Вам мешает?'.
Два других были более ... мужские.
Но любителем анекдотов, к моему приятному удивлению, был не я один - капитан-поручик Горчаков (уж не будущего ли Канцлера папаша?) оказался тоже изрядным знатоком и, самое главное, прекрасным рассказчиком.
Вот один, более-менее приличный.
'Барин с барыней забавляются в постели. Слуга стоит рядом с кроватью, держит свечку.
– Хорошо ли тебе, барыня?
– Плохо.
– Ванька, встань справа! Через некоторое время: - Хорошо ли тебе, барыня?
– Плохо!
– Ванька, встань слева! Через некоторое время: - Хорошо ли тебе, барыня?
– Плохо! Барин - слуге: - Дай сюда свечку, а сам ложись на мое место! Сам со свечкой стоит у изголовья и через некоторое время спрашивает: - Хорошо ли тебе, барыня?
– Ой, хорошо, хорошо! Барин - слуге: - Учись, дурак, как свечку держать надо!'. Я этот анекдот слышал и в своей старой реальности. Вот уж не думал тогда, что ему столько лет.
В общем, как скажет товарищ Сухов - вечер прошёл в тёплой дружеской обстановке. Надрался я славно.
Но, самое главное - я, вроде, нигде не прокололся.
Утро... Нет, голова не болит, но состояние... общего дискомфорта. Лежу, думать ни о чём не могу. Во рту видимо ночевали все десять моих племенных коров, да плюс три бычка.
О-хо-хо, грехи мои тяжкие...
Я хоть ничего вчера не брякнул? Ну, типа 'комбат' или 'старлей'? Сейчас так не говорят.
Нет, вроде нет. Разговоры про баталии вроде и велись, как водиться среди принявших на грудь офицеров, но я только слушал. Пытался, правда, Чичерин расспросить, как меня ранило, сам он во время штурма получил три ранения - первое в руку перед Килийскими воротами, а два других уже в самой крепости. Я от ответа ушёл, сославшись на контузию. Помню, мол, только, как бегу со своими егерями к Бросским воротам и вдруг меня что-то подкидывает вверх, а дальше как обухом по голове, ничего не помню. Мы с ним выпили за графа Суворова, чуть посплетничали, почему ему, в смысле - Суворову, за Измаил не дали фельдмаршала, но тут с анекдотами влез Горчаков, и мы разошлись. Потом выясняли с Ржевским, который Александр Николаевич, не родственники ли мы. Потом кто-то предложил поехать к девкам. Когда я ехать отказался, меня стали подначивать, мол, а только ли ноги мне турки оторвали? Я сделал вид, что обиделся.
– 'Я правильно понимаю, что интерес к чужим бедам для Вас в порядке вещей?' - На шутника зашикали, а потом мы с ним вроде выпили мировую. Потом, помню, кто-то помогал мне идти к карете. Вроде всё.