Дилетант
Шрифт:
И что?
А то. Не надо искать философский камень. А то найдёшь и окажется, что всё, для чего ты родился - это соль кому-нибудь подать.
Смысл жизни в жизни.
И как мы в этой жизни будем жить? То, что я здесь считай калека, меня как-то в отчаянье не ввергает. Фиговенькие, конечно, стартовые условия, но масса примеров из моего будущего внушает определённый оптимизм. Маресьев в моём детстве вообще кумиром был.
Смогу ли я сделать себе новые ноги и научится ходить? Сам-то сделать качественные протезы явно не смогу, но технологии
А что я знаю про технологии и мастеров? Ничегошеньки.
Но ведь не электроника же.
Читал когда-то, что именно в 18 веке то ли в Италии, то ли во Франции, то ли в Швейцарии жил мастер, сделавший несколько кукол-автоматов, кажется три - писаря, рисовальщика и музыканта, которые что-то там писали, рисовали и играли. Причём эти куклы дожили до 21 века.
Ну вот.
Протезы же, я думаю, попроще будут. Как его звали-то?
Надо что-то делать с памятью. Надо вспомнить. И не только этого механика. Кстати, он часовщиком был. Точно - часовщиком. Значит швейцарец. Скорее всего, швейцарец.
Хорошо, а дальше-то что? Ну сделал ты протезы себе, научился ходить и даже бегать как Писториус, а дальше?
Гм, на данный момент я обладаю уникальными знаниями о будущем.
Да? О будущем чего? Ты исходишь из предпосылки, что это или прошлое твоего мира, или мир другой, но абсолютно идентичный твоему. А если всё не так? Из чего ты решил, что это 18 век, Россия и твоя родная деревня? Даже то, что ты Ржевский, не факт. Доктора ты не дождался, уснул. Впрочем, он мог и не приехать, вдруг роды сложные.
Ладно, исходим из того что это мой мир и я провалился (или поменялся) во времени. Как мне здесь жить? Давай рассмотрим варианты.
Давай.
Живём себе тихонько в имении, по мелочи обустраиваем быт согласно своих привычек - ну там санузел, водопровод, развиваем помаленьку без фанатизма отдельно взятый колхоз и радуемся жизни. Лет пятьдесят можно ещё прожить. Даже можно жениться и детей нарожать... ну, в смысле наделать.
Так, а в эти пятьдесят лет много чего происходить должно вне моей деревни. Если уж только по самому крупному: то Наполеон, Бородино, сгоревшая Москва - раз, декабристы - два. Это самое крупное. Ну и по мелочи там: войны всякие, смерть Екатерины, которая пока не великая, Павел I, дворцовый переворот, Александр I, Николай I. Дальше, пожалуй, недоживу.
Можно остаться в стороне?
Наверное, можно. Реальный бы Александр Фёдорович Ржевский вряд ли куда встрял.
Но мне как-то это, как будут говорить в Одессе, не комильфо.
Уж больно за Москву обидно. Декабристы, уж бог с ними, и без меня как-нибудь Забайкалье поразвивают, а вот Наполеон в Москве нам не нужен.
В туалет хочется, давай ка прервёмся.
– Э-эй, есть тут кто!
– о, голос сегодня пободрей. Не совсем, как у умирающего.
Сопение на полу прекратилось, и над краем кровати появилась чья-то взлохмаченная голова.
– Да, барин, я здесь.
–
– Так, Филька я.
– Филька?
– Не ошибся я, значит - пацан.
– А позови ка ...
– Филька? Скорее всего - Филимон.
– Позови ка, друг мой Филимон, Степана.
Я счёл неловким просить мальчика таскать за мной все это, ... наверное это называется судном. Да мне и перед Степаном было неудобно, но всё-таки взрослый человек.
Степан появился через минуту.
– Утро доброе, Лександра Фёдорыч.
– забавно это у него получается "Лександра Фёдорыч".
– Доброе, Степанушка, доброе.
– А я со Степанушкой не перебрал? Мне ведь теперь не 65 лет.
– Тут такое дело...
– Да я ужо понял.
– Ударение Степан сделал на последний слог.
– Щас всё сотворим. Не впервой. Я ведь ешо за Вами маленькими ходил.
Вся процедура заняла минут пятнадцать. Блин, как меня всё это.... напрягает. Абсолютная беспомощность. Таким я был, наверное, только когда родился. Надо быстрее как-то становится более самостоятельным, а значит и независимым.
Во время туалета Степан поведал мне, что "дохтур" вернулся, что барыня Киреевская разрешилась мальчиком, и что Нестор Максимович посмотрят меня немедля, как только сообщат им, что я проснулся.
– Передай Нестору Максимовичу, Степан, что я прошу его осмотреть меня после завтрака.
– Так Лександра Фёдорыч, оне как раз и хотели осмотреть Вас и решить чем теперь кормить можно.
– А-а, ну тогда ладно, пусть будет посему. Только рано ещё, он наверное ещё спит. Поздно вчера приехал?
– Да ужо тёмно было. Но оне уже встали.
– Тогда можешь сказать, что я проснулся.
– Действительно, чего тяну? Вот сейчас, надеюсь, мы (я и моё альтер-эго) получим побольше информации.
– Только дай сначала напиться.
– Оно и поесть бы не помешало, но я же понимаю, что после такого длительного поста не всякая пища для ослабленного организма может быть во благо.
Минут через пять в комнату вошёл мужчина, поджарый, высокий (если стандартный дверной проём метр девяносто, от вошёл не пригибаясь, но головой под самый косяк). На голове парик - это первый парик, который я увидел, очнувшись в этой реальности. Одет... камзол? сюртук? ... из того, что было на нём надето уверенно могу назвать только нашейный платок и чулки. На вид вошедшему было лет... лет шестьдесят.
Перекрестившись на икону, он широко улыбнулся и сказал, слегка заикаясь.
– Д-доброе утро, Александр Фёдорович, как Ваше са-амочувствие?
– Доброе, Нестор Максимович, доброе. По крайней мере, я ещё жив. А самочувствие моё соответствует внешнему виду. Откровенно говоря, бывали времена, мне кажется, когда я чувствовал себя лучше. Присаживайтесь пожалуйста.
– Сп-пасибо. То, что Вы изволите шутить уже говорит об определённом п-прогрессе Вашего состояния. И... раз уж мне п-представляться не надо, п-позвольте всё же мне Вас осмотреть?