Дилетанты

Гамильтон Дональд

Когда все немножко улеглось - по крайней мере у меня в сознании, - я вдруг почувствовал, как кто-то пихает меня в бок. Я стоял пригнувшись у стены, не спуская глаз с двери и окон, настороженно вслушиваясь в установившуюся тишину. Я понимал, что мои проблемы не закончились. Стоттман был не один, и пока я не пойму, что задумал Пит-индеец, расслабляться рано.

Я снова почувствовал тычок. Это был мой пес. Он сидел у моих ног и пытался передать мне ошейник прямо в руки, как полагалось, а не просто бросить его к моим ногам.

На его

морде было написано недоумение: что за дела, словно вопрошал он. Ты послал меня за чертовым ошейником и не хочешь забрать его!

Я вздохнул, взял ошейник и водрузил его ему на шею. После оглушительного грохота "магнума" 0, 357 в домике стояла, казалось, мертвая тишина.

Впрочем, возможно, это мне только казалось. Я бы вряд ли смог расслышать какие-то подозрительные шумы и шорохи: в ушах у меня страшно звенело. Из этой пушки можно стрелять только на улице, в помещении оно бухает, как гаубица. Я погладил пса и проверил, все ли с ним в порядке.

– Все нормально, Принц Ганнибал?
– спросил я.

Вместо ответа он весело оскалился и замахал хвостом. С его точки зрения, все было в полном порядке. Правда, поначалу были кое-какие проблемы, но я все исправил. Впрочем, он был прав.

Я мрачно покосился на Нистрома Третьего. Затем подошел к его напарнику, для которого даже прозвище не придумал. Я перевернул его ногой, чтобы взглянуть на его лицо. Нехорошо зарезать человека и уйти, дажке не посмотрев, что он из себя представляет.

Ничего особенного в его лице не оказалось. Покойник как покойник. Я забрал у него из пиджака пистолет. Пес попытался было лизать кровь, но я шуганул его, и он очень удивился такому резкому отпору.

Я подошел к двери и прислушался. Теперь в ушах уже не звенело, я и впрямь мог различать шумы и шорохи. Но я не услышал ничего, если не считать плеска волн у причала. Правда, если индеец задумал на меня напасть, я и не должен был его услышать, пока мы не столкнемся нос к носу. Но пес, у которого все чувства работали куда лучше, не учуял в темноте ничего такого, о чем бы следовало меня предупредить.

Я решил рискнуть и, сопровождаемый черной четвероногой тенью, выскользнул за дверь. Было тихо, дул только легкий ветерок. Если мой выстрел и слышали обитатели других туристских заведений на озере, он не взволновал никого настолько, чтобы предпринять какие-то действия. Что ж, так бывает, когда раздается одиночный выстрел, особенно в помещении. Люди на улице далеко не всегда уверены, что слышали именно выстрел, поэтому они какое-то время внимательно вслушиваются, но, не услышав ничего, быстро забывают об этом.

Затем я подошел к Стоттману, который лежал под окном кухни, по-прежнему сжимая в руке свой игрушечный пистолетик. Все оказалось лучше, чем я предполагал. Иногда эти тяжелые пули из "магнума" разносят череп вдребезги так, что мозги летят во все стороны. Но на сей раз обошлось без финтифлюшек - пуля просто сделала свое дело. Поскольку все получилось

довольно чисто, я имел право лишь слегка отретушировать картину - в интересах, так сказать, международной дипломатии.

Но прежде чем взяться за дело, я посмотрел на толстяка с каким-то смущением. Вообще-то я поступил с ним не совсем честно. Я воспользовался сложностью его положения. Я знал, что он не станет стрелять, потому что оставалась еще масса непроясненных вопросов, а мне, напротив, было с ним все ясно. Увы, честность - не совсем ценное качество в нашей профессии.

Я забрал пистолетик, а потом потащил в дом на руках.

Конечно, тащить волоком было бы проще, но я не хотел без надобности пахать землю. Я красиво расположил его на полу кухни и вложил ему в руку свой окровавленный нож. Мне очень не хотелось расставаться с ножом - его подарила мне женщина, которой теперь не было в живых, и она кое-что для меня значила, но сейчас было не время сентиментальничать. Я стер свои отпечатки пальцев с "кольта" Нистрома Третьего и вернул его хозяину, тем более, что у него имелась соответствующая кобура.

Я пытался создать впечатление, что Стоттман зарезал ножом двоих, но один из них ухитрился уложить его метким выстрелом, уже находясь при последнем издыхании. Конечно, серьезной проверки это не выдержало бы. Парафиновый тест показал бы, например, что Нистром Третий давно не стрелял из "кольта". Нужное было как-то объяснить и разбитое окно, и пятна крови под ним, на улице. К тому времени, когда будут найдены трупы и допрошены хозяева отеля, один, загадочный персонаж исчезнет бесследно. Я имел в виду того самого высокого джентльмена с собакой, который снял домик на ночь, а потом уехал в своем пикапе с прицепом, оставив за собой гору трупов.

Разумеется, любой мало-мальски смекалистый полицейский без труда найдет правильный ответ на вопрос "кто виноват?", но я готовил почву для деятельности полицейских, которые получат инструкции не копать слишком глубоко.

Я зашел в спальню забрать свои вещи. Это заняло немного времени, поскольку я ничего не распаковывал, только вынул рыболовные принадлежности. Я взял сумку и двинулся было на кухню, но пес тихо заворчал, и шерсть на его загривке встала дыбом. Я поставил сумку на пол и вытащил револьвер.

Входная дверь медленно открылась. Затем я услышал, как женщина довольно громко охнула, пораженная открывшейся ей картиной. Когда я появился в дверном проеме, то увидел на другом пороге Патрицию Белман.:

На ней были те же или такие же линялые джинсы и короткая ковбойская куртка из той же материи, а под курткой красно-белая ковбойка. Окаменев от ужаса, она взирала на компактное поле боя.

– Вот и моя крошка!
– сказал я, но она, словно не расслышав, продолжала завороженно глядеть на трупы.
– Стоять тихо, - велел я, - лишнее движение, и количество покойников автоматически достигнет четырех.