Дилетанты

Гамильтон Дональд

Она не улыбнулась.

– Как ваше имя?
– спросила она.
– Настоящее имя. По-моему, я имею право это знать, пока вы меня еще не убили. И еще - на кого вы работаете?

– Меня зовут Нистром. По крайней мере, до конца операции. А работаю я на человека из Вашингтона, имя которого вам вряд ли о чем-то скажет.

– Не хотите ли вы меня уверить, что работаете на американское правительство? Такой убийца! Не верю.

– Воля ваша. Вы как, любите омлет?

– Я, право, не уверена... Поджаренный с двух сторон. Два яйца и три ломтика бекона. И тосты, если это нетрудно. Чем больше, тем лучше.
– Видно,

она почувствовала нужду объяснить такой приступ голода, поскольку, усмехнувшись, добавила: - Я так долго за вами гонялась, что не успела поесть. Кажется, последний раз я по-настоящему ела с вами в Паско. Мне тогда следовало заплатить самой. Ведь это я вас, приглашала.

Молчаливость вдруг сменилась у нее болтливостью. Она украдкой глянула на часы и тут же отвела глаза, надеясь, что я ее за этим не застукал.

– Если бы я могла уговорить сохранить мне жизнь, с чего бы мне следовало начать?
– спросила она.

– Я уже говорил, с чего. Кто предложил вам эти деньги и за что?
– Повернувшись к плите, и я глянул на часы. Было самое начало одиннадцатого. Не знаю уж, играло ли время сейчас какую-то роль, но, похоже, да. Я продолжал: - И еще один вопрос. Зачем ты послала за мной своих мальчиков сегодня вечером?

– Это как понимать?

– Не разыгрывай из себя идиотку. Ты же знаешь, что я установил два из пяти запланированных контактов. Ты послала двух неуклюжих налетчиков за собачьим ошейником, хотя лучше было бы подождать, пока он не заполнится весь ценнейшей информацией. Они хотели забрать ошейник, допросить меня, а потом и убить. Политика весьма близорукая... Кто же должен был доделать нашу работу, если нас хотели убрать?

– Но я, собственно, не собиралась... Я вовсе не хотела...

– Чего не собиралась и чего не хотела?

– Они вовсе не собирались вас убивать.

– Я там был и слышал, что они говорили.

– Они просто должны были создать такое впечатление. Чтобы напугать. А потом должна была появиться, спасти вас от гибели, а вы, исполнившись благодарности...
– Она поморщилась.
– Ладно, это был глупый расчет. Но, во всяком случае, именно так мне было велено действовать. Не один вы действуете по приказу, мистер Нистром или как вас там зовут.

– Ясно, - сказал я.
– Стало быть, вы должны были забрать то, что я успел получить, а потом заручиться моим содействием в благодарность за избавление от гибели? Кто же это такой умник? Кто это придумал?

– Я не могу сказать.

– Скажешь...

– Он убьет меня.

Я поставил перед ней тарелку и сказал:

– Он далеко, а я тут как тут. Опасный убийца. Ну, что он может сделать такого, на что не решусь я?
– Я поставил тарелку перед собой, бросил на стол пригоршню ножей и вилок и сказал: - Ешь.

Она отправила в рот кусок омлета, начала было что-то говорить и замолчала. Она заговорила только после того, как очистил всю тарелку.
– Его зовут Су. Он китаец.

Я посмотрел на ее мальчишеское личико. Она явно не врала. И я, кажется, понимал, почему. Ей нужно было отвлекать меня разговором определенный промежуток времени, а если я уличил бы ее во лжи, то рассердился бы и прервал разговор. То, что она сказала, было не лишено интереса. Мне следовало бы радоваться. Я ведь поделился с Либби Мередит соображениями насчет китайского следа, хотя это и не произвело на нее никакого

впечатления. Но меня сейчас заинтересовало не столько подтверждение моей правоты, сколько услышанное имя.

– Су?
– переспросил я.
– Такой плотный китаец, похожий на Чарли Чэна? И говорит на хорошем английском?

– Да, вы его знаете?

– Встретил на Гавайях с год назад. Если это, конечно, тот самый Су. А он случайно не сказал, что вообще-то зовут его не Су, но для простоты общения пусть будет Су.

– Именно это он и сказал. Это тот самый Су. А что он делал на Гавайях?

– Примерно то же, что и в Сан-Франциско, когда встретил тебя, - создавал проблемы гнилым капиталистам из США ради одной Восточной Народной Республики.
– Я усмехнулся и добавил: - Тогда я спас ему жизнь, но вряд ли он мучается от сознания невозвращенного долга. Добрый старый Су. За что же он готов раскошелиться на пятьдесят тысяч?

– За информацию про СЗБС.

– Как же ты с ним познакомилась?

– Он сам меня разыскал. Он слышал обо мне от разных людей - от тех, кто занимался политикой.

– Думаю, излишне спрашивать, какой именно политикой.

– Нет ничего зануднее марксистов, - сказала она, пожимая плечами.
– Мы старались по возможности поменьше иметь с ними дел. Но они натравили на нас Су.

– Мы... на нас?
– удивленно спросил я.

– В университете я познакомилась с очень способными людьми, многие из которых потом получили работу на очень секретных объектах. В общем, возникла компания. Мы собирались и экспериментировали... неважно с чем... Ничего особенного, просто надо все попробовать хоть раз... Так или иначе, мы и потом продолжали собираться - те, кто мог выкроить на это время„.

– Мистер Су не пытался шантажировать вас вашими экспериментами?

– Нет, нет, ничего подобного. Он просто посмеялся и сказал, что рад познакомиться с молодыми пытливыми умами. Потом начал делать намеки...
– Она неловко повела плечами.
– Правда, кое-кто из наших талантов проявил себя по-обывательски в отношении таких понятий, как секретность, патриотизм и так далее. Меня это порядком удивило. Знать людей столько лет и не иметь понятия, как он отнесется к...

– К измене?

Она резко махнула рукой.

– Ну, зачем такие слова? Правда, все остальные... в общем, для нас эти слова мало что значат. Кому изменять, кому сохранять верность? Стоит начать отстаивать свои идеалы, например, бороться за мир, и тут появляется полицейский и дает тебе дубинкой по голове. Но среди нас были люди слишком яркие, слишком неглупые, чтобы выходить на улицы и получать по мозгам. Если уж так серьезно относиться к идеалам, зачем пикетировать у здания муниципалитета, если есть возможность ударить по самым основам - и еще неплохо заработать?

– Вы задумали это заранее, или появился мистер Су и указал вам путь к свету?
– спросил я.

– Мы сами прекрасно видели, что дела идут плохо и с каждым днем все хуже и хуже, - резко возразила Патриция.
– Совершенно очевидно, что представители старшего поколения все развалили и не желают в этом признаться.

– Лично я не верю тем, кто моложе тридцати, - заметил я.
– Правда, и тем, кому за тридцать, я тоже не верю.

– Правильно, - с горечью сказала она.
– Стоит вам задать неудобный вопрос, вы начинаете отшучиваться.