Дилогия об изгоняющем дьявола
Шрифт:
Киндерман не мог выговорить ни слова.
Подсолнух засмеялся.
— Ну конечно же. Это ведь своего рода шоу-бизнес, лейтенант. Самое главное — произвести впечатление. Сила эффекта. Не пролить ни одной капельки, а? Я бы сказал, это стало моим величайшим достижением — своего рода шедевром. Но, естественно, этого-то никто не оценил. Правильно говорят: не мечите бисер перед...
Подсолнух не закончил фразу, ибо Киндерман вскочил со стула и, метнувшись к кровати, что есть силы врезал безумцу по лицу тыльной стороной ладони. Лейтенант дрожал с ног до головы и угрожающе склонился над больным. Из носа и уголков рта Томми закапала кровь. Он злобно уставился на Киндермана.
— Ага, некоторые на галерке пытаются освистать меня. Понятно. Это прекрасно. Да-да, все в порядке. Я же понимаю. Я успел наскучить. Ну что ж, попробуем-ка тебя развеселить.
Киндерман ничего не мог понять.
Слова Подсолнуха утратили смысл, веки его вдруг сами собой начали слипаться, голова поникла... Но губы еще продолжали что-то шептать.
Киндерман нагнулся и прислушался, пытаясь разобрать, что же бормочет этот несчастный.
— Спокойной ночи, мыши... Маленькая мышка Эми. Лапочка... Спокойной ночи...
И тут случилось невероятное. Губы Подсолнуха все еще шевелились, и вдруг из его горла вырвался другой голос, тоже мужской, но гораздо моложе и выше. Казалось, что человек, которому принадлежал этот голос, кричит откуда-то издалека:
— Ос-стан-новите его! — заикался в отчаянии голос.— Н-не д-дайте ему...
— Эми...— снова прошептал Подсолнух.
— Н-нет! — надрывался далекий голос.— Д-д-джеймс! Н-нет! Н-н-н...
Голос стих. Голова Подсолнуха упала на грудь, и он потерял сознание.
Киндерман, охваченный ужасом, наблюдал, не понимая, что происходит.
— Подсолнух,— тихо позвал он. Но ответа не последовало.
Киндерман повернулся к двери. Он нажал кнопку вызова и покинул палату, ожидая, когда появится медсестра. Она тут же подбежала к следователю.
— Он потерял сознание,— сообщил Киндерман.
— Снова?
Киндерман вопросительно поднял бровь, а медсестра бросилась в палату. Когда она склонилась над Подсолнухом, лейтенант повернулся и быстро зашагал по коридору. У него защемило сердце, когда раздался громкий возглас медсестры:
— Боже мой, да у него нос сломан!
Киндерман поспешил к дежурному посту, где его поджидал Аткинс с какими-то бумагами. Он сразу же вручил лейтенанту.
— Стедман велел вам срочно передать,— пояснил сержант.
— Что это? — удивился Киндерман.
— Заключение патологоанатомов относительно трупа в гробу.
Киндерман сунул бумаги в карман.
— У палаты номер двенадцать должен неотлучно дежурить полицейский. Срочно. И передай ему, чтобы он не уходил вечером, прежде чем я переговорю с ним Далее. Найди отца этого Близнеца. Его зовут Карл Веннамун. Постарайся получить доступ к национальному компьютеру. Мне нужен этот человек здесь. Аткинс, займись этим сразу же. Это очень важно.
— Слушаюсь, сэр,— коротко бросил Аткинс и торопливым шагом удалился прочь.
Киндерман устало облокотился о стол и вытащил бумаги. Он бегло просмотрел их, а затем, вернувшись назад, перечитал одну из страниц. Написанное поразило его.
Через некоторое время знакомо заскрипели подошвы. Киндерман поднял голову и увидел медсестру Спенсер. Девушка с укором смотрела на него.
— Вы его ударили? — спросила она.
— Можно мне поговорить с вами?
— Что у вас с рукой? — полюбопытствовала медсестра.— Смотрите-ка, она распухла.
— Ничего, пройдет,— заверил ее следователь.— Может быть, лучше поговорим у вас в кабинете?
— Заходите,— согласилась она.— А мне тут нужно кое-что достать.
Девушка направилась куда-то за угол
Киндерман вошел в маленький кабинет и сел за стол. Ожидая возвращения медсестры, он снова перечитал заключение. И без того потрясенный, теперь он находился в полном смятении.
Медсестра вернулась, держа в руках перевязочные материалы.
— Ну-ка, давайте сюда свою руку.
Киндерман вытянул руку, и девушка, обложив ее марлевыми тампонами, туго забинтовала.
— Вы очень добры,— поблагодарил следователь.
— Ерунда.
— Когда я сообщил вам, что Подсолнух потерял сознание, вы произнесли слово «снова».
— Правда?
— Да.
— Все правильно. Это и раньше с ним случалось.
Следователь поморщился от боли в руке.
— Что — больно? Не надо обижать других,— назидательно проворчала сестра.
— А как часто с ним случаются такие приступы?
— Ну-у-у... Откровенно говоря, они начались лишь на этой неделе. Если не ошибаюсь, первый раз это произошло в воскресенье.
— В воскресенье?
— По-моему, да,— задумалась Спенсер.— Потом на следующий же день. Если вам надо знать точное время, я могу заглянуть в историю болезни.
— Нет-нет, пока не надо. А еще? — не унимался Киндерман.
— Еще? — Медсестра Спенсер выглядела смущенной.— В среду около четырех утра. То есть как раз перед тем, как обнаружили...
Девушка разволновалась и не смогла закончить фразу.
— Я вас понимаю,— подхватил Киндерман.— Вы очень чувствительны. И большое вам за это спасибо. Кстати, когда с ним это случалось, сон-то у него был нормальный?
— Ничего подобного,— возразила Спенсер, обрезая ножницами бинт и подклеивая кусочком пластыря его кончик.— Автономная система почти бездействовала: я имею в виду биение сердца, температуру и дыхание. Он как будто впадал в зимнюю спячку. И с мозгом творилось что-то невероятное. Мозг, наоборот, начинал лихорадочно работать.
Киндерман слушал, не перебивая.