Дин Рид: трагедия красного ковбоя
Шрифт:
Когда Дин приехал в Южный Ливан, обстановка там была по-настоящему взрывоопасной. ООП была расколота на два лагеря. Представители первого во главе с Ясиром Арафатом и Абу Джихадом хотели заручиться поддержкой короля Иордании Хусейна, представители второго, представляющие радикальные группировки, ориентировались на руководителя Сирии Хафиза аль-Асада.
В Бейруте Дин собирался пробыть около двух недель и заснять на пленку материал для будущего документального фильма. Он поселился в гостинице «Ривьера», что неподалеку от американского посольства. Распорядок дня у него был следующий: днем он обычно уезжал в город на съемку, а в гостиницу возвращался вечером. Снимал он везде, но особенно его
Дин находился в Бейруте уже неделю и собирался пробыть еще столько же, когда в его планы вторгся непредвиденный случай. Все началось утром, когда он мирно спал в номере гостиницы. Внезапно его разбудил громкий стук в дверь, который длился несколько секунд, после чего стих. Дин оторвал голову от подушки, рассчитывая, что стук повторится и он спросит, кому это понадобилось в такую рань барабанить в его дверь. Однако повторного стука не последовало. Тогда Дин поднялся с кровати и, обмотавшись простыней, направился к двери. Подойдя к ней, он в течение нескольких секунд стоял неподвижно, стараясь уловить в коридоре хотя бы малейший шум. Но так ничего и не услышал. Тогда он взялся за ручку двери и повернул замок.
На пороге никого не было; как и в коридоре, куда Дин высунул голову. Он уже хотел было закрыть дверь и вернуться в кровать, когда его взгляд обнаружил на полу, устланном пестрой ковровой дорожкой, сложенный вчетверо листок бумаги. Дин поднял его и, закрыв за собой дверь, осторожно развернул. На листке ровным почерком, по-английски, было написано: «Жду тебя в кафе напротив, за угловым столиком справа от двери. Приходи сейчас же, иначе будет поздно. Твой друг».
Сказать, что эта записка удивила Дина, значит ничего не сказать: он был буквально потрясен. Друзей у Дина в Бейруте было немного: все они были соратниками Арафата и поэтому покинули город вместе с ним после прошлогоднего израильского вторжения. Если предположить, что записку написал кто-то из них, то почему он не поставил свое настоящее имя? Из-за конспирации? И что это за спешка такая? Короче, Дину было над чем поломать голову в те минуты.
Так и не найдя ответов на свои вопросы, Дин подошел к окну, которое выходило на улицу. Кафе, о котором шла речь в записке, отсюда видно не было, но зато было видно, что улица в эти часы еще пустынна. «Тот человек, который ждет меня сейчас в кафе, не случайно выбрал столь ранний час», – подумал Дин и, скинув с себя простыню, стал одеваться.
Спустя несколько минут Дин вышел из гостиницы и, перейдя через улицу, вошел в кафе. В эти утренние часы оно было практически пустым. Однако за столиком в правом углу заведения Дин заметил одиноко сидящего с газетой в руках мужчину в белой рубашке с длинными рукавами. Поскольку свет от окна падал в его сторону, лица его Дин различить не смог. Однако едва он приблизился к столику, как сразу же узнал в этом мужчине того самого командира ООП Биляля, с которым судьба свела Дина в его первый приезд в Южный Ливан осенью 77-го.
Обменявшись крепким рукопожатием, друзья сели за столик, и Биляль заказал официанту две чашки горького арабского кофе.
– С утра этот напиток хорошо прочищает мозги, – сказал Биляль на английском, который в его устах стал куда более сносным, чем пять лет назад.
После того как официант принес кофе и удалился, Биляль передал Дину привет от Арафата.
– Абу Амар (партийное прозвище Арафата. – Ф. Р.) просил также передать тебе его огромную благодарность за твою деятельность на благо арабского народа. Ты должен знать, что он по-прежнему считает тебя своим другом.
– Чтобы передать мне привет от Ясира, необязательно было будить в такую рань, – с лукавой улыбкой на устах произнес Дин.
– У нас на Востоке есть такая поговорка: «Кто рано поднимается, тот много успевает», – ответил Биляль, после того как пригубил горячий кофе. – А торопиться нам действительно надо.
– Торопиться куда?
– Подальше отсюда. Мы получили информацию, что тебя собираются убрать, а смерть твою выдать за несчастный случай. Мы даже знаем имя человека, который должен привести этот приговор в исполнение.
Услышанное настолько потрясло Дина, что он даже не стал допивать свой кофе и вернул уже поднесенную к губам чашку обратно на блюдце.
– Ты шутишь? – Дин старался, чтобы его голос звучал спокойно, хотя в душе у него все буквально клокотало от волнения. Шутка ли, услышать, что тебя заказали!
– В той борьбе, которую мы ведем, подобные шутки неуместны, – бесстрастным голосом ответил Биляль. – Твои частые приезды сюда стали сильно раздражать наших врагов. Что вполне закономерно: сказанное тобою слово иной раз бьет сильнее пули. Поэтому я сегодня здесь, и именно в столь раннее время. У нас в запасе всего лишь несколько часов, чтобы помочь тебе скрыться. Твой самолет отлетает сегодня в двенадцать часов дня.
Сказав это, Биляль достал из нагрудного кармана авиабилет и положил его перед Дином на стол.
– У тебя всего несколько минут, чтобы собрать свои вещи, после чего я отвезу тебя в Бейрутский аэропорт. Так что допивай свой кофе, собирай вещи и подходи к перекрестку – там я оставил автомобиль. Это серебристый «Опель».
К Бейрутскому аэропорту вело двухрядное шоссе, разделенное газоном с пальмами. От «Ривьеры», где проживал Дин, до него было всего около пятнадцати километров, поэтому «Опель» Биляля довез их до места назначения достаточно быстро. А спустя час Дин уже поднялся на борт белоснежного авиалайнера и покинул Бейрут. Как оказалось, навсегда.
Вернувшись из Ливана, Дин вновь взялся за работу над сценарием «Вундед-Ни», не переставая внимательно следить за событиями в мире. 23 марта он был потрясен до глубины души очередной воинственной речью Рейгана, сделанной им в городе Орландо, штат Флорида, перед Национальной евангелической ассоциацией. Кстати, в отличие от большинства жителей ГДР, Дин имел возможность увидеть это выступление воочию. Эта речь транслировалась на многие страны мира, но только не на социалистические. Однако у ТВ ГДР была запись этого выступления, и Дин, приехав на студию, посмотрел эту запись.
Именно в этой речи Рейган назвал Советский Союз «империей зла» и призвал к крестовому походу против нее. «Я люблю моих дочерей больше всего на свете, – патетически заявил американский президент. – Но я бы предпочел, чтобы мои маленькие дочери умерли сейчас, продолжая верить в бога, чем увидеть их растущими при коммунизме и оканчивающими свой жизненный путь не верящими в бога». Предложив присутствующим присоединиться к молитве во имя спасения тех, кто живет в «тоталитарной тьме», он одновременно обратился к ним с призывом встать на пути тех, кто хотел бы видеть США «неполноценными с военной и моральной точек зрения». Замораживание вооружений, заявил президент, является не чем иным, как «иллюзией мира», тогда как реальностью является достижение мира с «позиции силы».