Дин Рид: трагедия красного ковбоя
Шрифт:
Далее Вы говорите о расовой ненависти. В Америке, а не в Советском Союзе, на протяжении двух столетий остаются безнаказанными убийства негров, которых держат в полурабстве. В Америке, а не в Советском Союзе, полиция без разбору избивает и арестовывает любого и каждого негра, пытающегося выступить в защиту своих прав.
Затем Вы говорите, что «свобода слова, честная и полная свобода слова – вот первое условие здоровья любого общества, и нашего тоже». Попытайтесь распространить эти мысли среди страдающих народов, вынужденных бороться за свое существование и жить – вопреки своей воле – под гнетом диктаторских режимов, держащихся у власти лишь благодаря военной помощи США.
Скажите о своих мыслях людям, чье «здоровье»
Скажите трудящимся капиталистического мира о Ваших идеях по поводу «свободы слова как первого условия здоровья». Вы говорите о свободе слова, тогда как большая часть населения земного шара пока еще говорит о возможности читать слова!
Нет, г-н Солженицын, ваше определение свободы слова как первого условия здоровья неверно. Первое условие заключается в том, чтобы сделать страну достаточно здоровой морально, умственно, духовно и физически, с тем чтобы ее граждане умели читать, писать, трудиться и жить вместе в мире.
Нет, г-н Солженицын, я не принимаю Вашего первого условия здоровья общества, и особенно в Вашем определении и контексте. Моя страна, известная своей «свободой слова», – это страна, где полиция нападает на участников мирных походов. В моей стране разрешены мирные походы, и в то же время продолжающаяся война губительно отражается на жизни вьетнамского народа, ибо демонстрации, разумеется, нисколько не меняют политику правительства. Неужели Вы действительно думаете, что военно-промышленный комплекс, правящий моей страной и полумиром, печется о «свободе слова»?! Правители его сознают, что они, и только они, обладают властью принимать решения. Воистину, свобода слова на словах, а не на деле!
Вы заявляете также, что Советский Союз идет не в ногу с ХХ веком. Если это и верно, то потому, что Советский Союз всегда идет на полшага впереди ХХ века! Неужели вы предлагаете Вашему народу отказаться от своей роли вождя и авангарда всех прогрессивных народов мира и вернуться к бесчеловечным и жестоким условиям, существующим в остальной части земного шара, где несправедливость воистину изобилует в атмосфере чуть ли не феодальных условий многих стран?
Г-н Солженицын, в статье далее сказано, что Вы – «многострадальный писатель из Советского Союза». По-видимому, это означает, что Вы много страдаете из-за отсутствия моральных и общественных принципов и что Ваша совесть мучает Вас в тихие ночные часы, когда Вы остаетесь наедине с собой.
Верно, что в Советском Союзе есть свои несправедливости и недостатки, но ведь все в мире относительно. В принципе и на деле Ваше общество стремится к созданию подлинно здорового и справедливого общества. Принципы, на которых построено Ваше общество, здоровы, чисты и справедливы, в то время как принципы, на которых построено наше общество, жестоки, корыстны и несправедливы. Очевидно, в жизни могут быть ошибки и некоторые несправедливости, однако несомненно, что общество, построенное на справедливых началах, имеет больше перспектив прийти к справедливому обществу, нежели то общество, которое строится на несправедливости и эксплуатации человека человеком. Общество и правительство моей страны отстали от времени, потому что их единственная цель заключается в стремлении сохранить во всем мире статус-кво.
Именно Ваша страна стремится делать прогрессивные шаги во имя человечества, и если в чем-то она несовершенна и порою спотыкается, то мы не должны осуждать за эти недостатки всю систему, а должны приветствовать ее за мужество и стремление прокладывать новые пути.
Искренне Ваш Дин Рид».
О том, какова была реакция на его письмо в СССР и на Западе, Дин узнает чуть позже, а пока он продолжает свою агитационную деятельность в Чили. Он колесит по стране, выступая с концертами и митингами в профсоюзных клубах, на заводах, на рудниках и даже в тюрьмах. Вместе с Харой они создают театральные коллективы в небольших провинциальных городках и учат тамошних актеров ставить революционные пьесы. Все участники бригады сильно устают, однако никто из них не жалуется – ведь они добровольно взвалили на себя эту ношу. А Дину роптать и вовсе не положено: он должен доказать своим коллегам, что он хоть и является звездой «спагетти-вестернов», но может не только в них сниматься, но также участвовать и в стоящих делах.
В этой поездке Дин жадно впитывал в себя все, с чем ему приходилось сталкиваться. Например, во время выступления в тюрьме он не мог оторвать глаз от парня, который плакал во время их выступления и, не стесняясь своих товарищей, вытирал градом льющиеся из его глаз слезы черными от ежедневной работы ладонями.
Не меньшее впечатление произвела на Дина и встреча с шахтерами крупнейшего в Чили медного рудника Эль-Теньенте в поселке неподалеку от Ранкагуа. Этот поселок прилепился к почти отвесной скале, и его дома выглядели как прикленные к стене картонные кубики. Дин, Хара и другие члены бригады были приглашены шахтерами посетить шахту, в которой добывалась медь. Причем своеобразие этого рудника заключалось в том, что он шел не вглубь, а вверх. От туннеля подъемник поднимал шахтеров на различные этажи рудника, а руда по пробитым между забоями колодцам сбрасывалась вниз на уровень туннеля, откуда ее потом вывозили на вагонетках. При прежнем президенте эта шахта хоть и числилась чилийской, однако заправляли ею американцы (51 % акций принадлежал чилийскому правительству, однако американцы из компании «Кеннекотт коппер корпорейшн» сохраняли за собой право на ближайшие двадцать лет руководить как производством, так и сбытом меди, что было очень выгодно: это освободило американцев от импортных пошлин и «заморозило» налоговые обложения). При Альенде американцы еще продолжали заправлять рудником, однако дальнейшие перспективы складывались для них безрадостные: все понимали, что если политика нового президента будет продолжаться и дальше в том же духе, то американцам придется сворачивать в Чили свой бизнес.
Затем Дин и его товарищи побывали на угольных шахтах на юге от реки Био-Био. Эта река была знаменита тем, что за 150 лет своего владычества испанские конкистадоры так и не смогли ее пересечь, так как натолкнулись здесь на упорное сопротивление индейских племен арауканов. Сегодня эти места были знамениты тем, что местные шахты давали 85 % всего чилийского угля, а здешние шахтеры были самым боевым отрядом рабочего класса Чили. Именно отсюда в 30-х годах пролетарии послали в парламент депутатов-коммунистов, и именно в этих местах ковался Чилийский народный фронт в 1936 году.
В каждом из шахтерских поселков (по-чилийски побласьонос) Дина и его друзей принимали как своих и оказывали им самые изысканные почести. Правда, изысканность была относительная, поскольку жили горняки достаточно бедно. Однако миску горячей похлебки и кувшин «чипульки» (молодое вино с мукой) для гостей всегда находили. А вечером Дин обычно коротал время в обществе Хары, с которым они сильно подружились. Каждому из них было что рассказать друг другу, начиная от политики и заканчивая личной жизнью. Их сближали даже дети: ведь у обоих росли дочери и они безумно их любили.