Дин Рид: трагедия красного ковбоя
Шрифт:
– Всего на два года, – уточнил Андропов.
– Все равно молодец, – подвел итог разговору Брежнев и еще раз напомнил Андропову о том, чтобы его ведомство регулярно составляло для него аналитические справки о ситуации дел в Чили.
Выйдя от Брежнева, Андропов через несколько минут был уже у себя в кабинете на Лубянке (здания ЦК КПСС и КГБ находились в пяти минутах ходьбы друг от друга, а на служебной машине это расстояние покрывалось еще быстрее). Проходя в свой кабинет № 370, Андропов на ходу обратился к своему секретарю, чтобы он вызвал к нему начальника Первого главка Сахаровского. Через пять минут тот был уже у председателя.
– Леонид Ильич хочет, чтобы мы держали руку на пульсе
– Вполне разумное решение, – согласился с шефом Сахаровский. – И те и другие наши давние партнеры.
– Ну, положим, кубинцы не очень давние, – поправил своего подчиненного Андропов.
Председатель говорил правду. В те несколько последних лет кубинцы старались вести независимую от Москвы политику и даже совершали недружественные Кремлю акции. Так, в январе 1968 года на Кубе прошел суд над тридцатью пятью членами просоветской «микрофракции», которых приговорили к длительным срокам тюремного заключения за «подпольную пропаганду, направленную против линии партии». Сразу после этого с Кубы был выслан главный советник КГБ при кубинском МВД Рудольф Шляпников. Короче, ситуация для Москвы складывалась крайне неблагоприятная. В итоге в Кремле решили надавить на Кастро экономически: сократить поставки нефти в эту страну. В итоге на Кубе стали останавливаться сахарные заводы и фабрики. Кроме этого, пресекся и денежный поток, который шел из Москвы в Гавану. После этого Кастро пошел на примирение. И первое, что сделал: безоговорочно поддержал ввод советских войск в Чехословакию в августе 68-го. За что Москва возобновила экспорт нефти и выделила Кубе значительные средства на поднятие экономики (к концу 1969 года Куба должна была Советскому Союзу 4 миллиарда долларов).
Вместе с экономическими связями крепли и связи двух разведок. Именно в 1970 году кубинская госбезопасность (ДГИ) под давлением Москвы начала избавляться от сотрудников, которых КГБ считал антисоветски настроенными. А рядом с кабинетом начальника ДГИ Мануэлем Пиньеро Лосадо теперь расположилась целая группа сотрудников КГБ во главе с генералом Виктором Семеновым. Именно на них теперь и возлагались обязанности по координации действий ДГИ и КГБ в плане последних событий в Чили.
Что касается восточногерманской разведки («Штази»), то тут Андропов был полностью спокоен. В плане разведывательной деятельности это была самая сильная из восточноевропейских спецслужб и самая преданная Москве. Еще летом 1960 года Москва определила восточным немцам в качестве приоритетных направлений Ближний Восток и Африку, а в середине 60-х к этому списку добавилась и Латинская Америка. Немцы с радостью с определенными им направлениями согласились, поскольку увидели в них прекрасную возможность установить экономические связи и добиться признания ГДР хотя бы государствами третьего мира (многие страны игнорировали ГДР, поддерживая боннскую доктрину Галльштейна, призывавшую к разрыву дипломатических связей с любой страной, официально признавшей ГДР). Восточногерманские политики давно симпатизировали Альенде и были чрезвычайно заинтересованы в его приходе к власти. Кроме этого, Андропов знал, что в окружении Альенде было несколько людей, которые работали на «Штази».
В самом конце аудиенции, когда Сахаровский уже собирался покинуть кабинет Андропова, шеф КГБ внезапно спросил:
– Я слышал, что наш старый знакомый Дин Рид опять отличился?
– Да, выстирал американский флаг у посольства США в Сантьяго, – не в силах скрыть улыбки, ответил Сахаровский.
– Чем закончилось дело, известно?
– Хорошо закончилось, Юрий Владимирович: отпустили парня.
– А как ваши успехи по линии его проверки?
– А в чем дело, Юрий Владимирович? – удивился Сахаровский.
– Сегодня в идеологическом отделе ЦК я слышал разговор, что после этого случая с флагом Дина Рида могут пригласить на гастроли в Советский Союз. Во всяком случае, Министерство культуры об этом ходатайствует. И мы должны дать свои рекомендации парню.
– Значит, дадим, – улыбнулся Сахаровский. – Пусть поет свои песни, тем более что вам лично он тоже нравится.
– Да уж, Александр Михайлович, лучше он, чем Элвис Пресли, – по губам Андропова пробежала легкая усмешка. – Хотя мои сын и дочь почему-то любят последнего.
В те дни Дин находился уже не в Чили – он отправился к себе на родину в США, чтобы встретиться с родителями и друзьями, которых у него там продолжало оставаться много, несмотря на то что многие американцы считали его предателем. Отец Дина в ту пору уже жил один, поскольку они с Рут Анной незадолго до этого развелись. Дин заехал к нему в первые же дни своего приезда в США, и встреча их хоть и не получилась слишком теплой, однако была вполне дружеской. К тому времени Сирил уже окончательно смирился с тем, что его сын стал убежденным «красным», и привычного раздражения не выказывал. Что Дина откровенно радовало. Он даже уловил в репликах отца откровенную иронию, в то время как раньше в них присутствовали либо желчь, либо злость.
– Надеюсь, тебе хорошо платят в твоем Конгрессе мира? – спросил Сирил у сына, когда они расположились на крыльце их ранчо в плетеных креслах и с бутылками пива в руках.
– Это организация называется Всемирный совет мира, – поправил отца Дин.
– Да как бы она ни называлась, суть одна: срубить побольше денег под прикрытием популярных лозунгов, – засмеялся Сирил.
– А тебя не удивит, отец, если я скажу, что денег со своего пребывания в этой организации я не имею? – спросил Дин.
Сирил оторвался от своей бутылки с пивом, которую он уже подносил ко рту, и с удивлением воззрился на Дина. После чего сказал:
– Я всегда знал, что ты, Дин, полный профан в бизнесе. Как можно торговать своим именем и не брать за это денег?
– Я достаточно получаю в других областях своей деятельности, – ответил Дин.
– Но разве деньги бывают лишними? Нет, ты все-таки полный профан, – остался при своем мнении Сирил и вновь вернулся к своему пиву.
В тот день они долго общались, обсудив множество различных тем. И Сирил почти ни разу не выказал раздражения, хотя многое из того, о чем говорил Дин, ему откровенно не нравилось. Отец сорвался только однажды, когда речь у них зашла о преступности, захлестнувшей Америку. Дин высказал свое возмущение, что федеральная власть дала слишком большие права ФБР, приняв закон, согласно которому агенты Федерального бюро теперь могли вскрывать любое частное письмо, а также осудил власти штата Колорадо, которые разрешили полицейским врываться в дома подозреваемых в преступлениях без стука.
– Под этими законами ясно читается политический подтекст. Так власть собирается бороться с инакомыслящими, с теми же «Черными пантерами», например, – заявил возмущенный Дин.
На что немедленно получил выговор от отца.
– У тебя, видно, совсем мозги съехали набекрень от «красной» пропаганды. Ты во всем видишь одну сплошную политику! Ты даже не хочешь понять, что все эти законы могут быть продиктованы вполне житейскими проблемами. Полицейским дали право врываться в дома подозреваемых без стука, потому что только так можно поймать за руку торговцев наркотиками. Иначе они всю свою дурь скинут в унитаз. А частные послания надо вскрывать, чтобы не допустить распространения порнографии.