Динамит пахнет ладаном
Шрифт:
— Что ж, я готов обсудить это решение, — кивнул Майер.
— Нечего обсуждать. Решение принято. Мы можем поговорить только о возмещении ваших убытков, если таковые поддаются денежной компенсации.
— Наши убытки — это нашиубытки. Это не тема для обсуждения. Но мы можем обсудить, как возместить потери, которые понесет мистер Хелмс. Кстати, он обещал сегодня приехать и посетить ваш клуб.
Они сидели в самом тихом уголке клуба, за книжными шкафами. Здесь не было слышно ничьих голосов, и даже музыка оркестра едва доносилась. Поэтому Майеру не понадобилось напрягать голос, чтобы произнести свой ответ. Однако слова его отозвались в голове Мэнсфилда, словно внезапный выстрел.
— Буду рад его видеть, — с трудом выговорил он. — Давно он не заглядывал к нам в Эль-Пасо.
— Наверно, не было необходимости.
— А сейчас, значит, такая необходимость появилась?
«Он вызвал его сюда, чтобы надавить на меня», — подумал Мэнсфилд, с ненавистью глядя на улыбающегося Майера.
— Мистер Хелмс не уверен, что я могу обойтись без переводчика, — сказал иностранец. — В Техасе люди говорят не так, как в Нью-Йорке. Много непонятных слов, которые я не могу найти в словарях. А в столь важном деле, как наше, необходимо полное взаимопонимание.
— У вас была переводчица, но вы прекрасно обходились без ее услуг. Кстати, примите мои соболезнования. Говорят, она скончалась?
— Да, в газетах сообщали об этом.
— И тот парень, что был с ней, он тоже — того… — Мэнсфилд провел большим пальцем по горлу. — Да?
— Да, его тоже больше нет.
— Кого же тогда выслеживает мистер Зак? — поинтересовался Мэнсфилд. — Зачем он забрал столько моих людей? Для охоты на покойника?
— Мистер Зак должен был проверить одно свое предположение, только и всего.
— У меня тоже есть одно предположение. Я предполагаю, что газеты не всегда сообщают правду.
— Это не имеет значения. Важно другое. Газету читают тысячи людей. Сотни тысяч людей. Кто эти люди? Налогоплательщики. Присяжные. Избиратели. Газеты формируют их мнение. Неважно, каким способом. И еще. Газеты очень не любят печатать… Как это будет? Отказ от показаний? Нет. Опровержения? Есть такое слово?
— Да, опровержение.
— Если какая-то газета ошиблась, она сделает все, чтобы этой ошибки никто не заметил. Но чтобы ошиблись сразу несколько крупных уважаемых изданий? Такого не бывает. Никогда не бывает. — Майер провел пальцем по корешкам книг, стеной стоящих за его спиной. — Разве в книгах — правда? Только правда и ничего, кроме правды? Нет. Там содержится мнение авторов. Сложим мнение писателей с мнением читателей. Получим общественное мнение. А общество не ошибается. Общество решило, что беглая русская террористка мертва? Значит, она мертва. И никто не докажет обратного.
— Даже если она сама явится в суд?
— Вот именно. Даже если явится.
Мэнсфилд встал и подошел к буфету. Плеснул себе виски в бокал и вернулся к креслу. Но садиться не стал.
— Итак? — спросил Майер.
Мэнсфилд сделал глоток и ответил:
— Конвоев больше не будет. Я отдал вам почти всё, что у меня лежало на складах. Вам хватит. А мне пора остановиться. Я выхожу из игры.
Он поставил недопитый бокал на стол и вышел из кабинета.
Подъехав к особняку, он не спешил выйти из экипажа. Толкнул охранника, сидящего рядом с кучером:
— Чего сидишь? Осмотрись и открой ворота. Заедем во двор.
— Во двор? — оглянулся кучер.
— Да, теперь будешь подавать свою колымагу прямо к крыльцу.
Войдя в дом, Зеб Мэнсфилд закричал:
— Почему все окна открыты? Почему свет кругом горит? Почему в саду ни один фонарь не светит? Дармоеды, бездельники, тупицы! Сколько вам говорить!
Прислуга засуетилась, охранники сбежались к входу и снова рассыпались, чтобы с керосиновыми фонарями осмотреть сад.
Мэнсфилд, не глядя, сбросил с плеч сюртук, и лакей едва успел подхватить его.
— К вам гость, сэр! Мистер Хелмс, сэр! Я проводил его в библиотеку, сэр!
— Давно он здесь? — Мэнсфилд остановился, вытирая платком сразу взмокший лоб.
— С полчаса, не больше.
Полковник Хелмс развалился в кресле под торшером. В одной руке у него дымилась сигара, в другой он держал сложенную газету.
— Привет, Зеб, — бросил он, продолжая скользить взглядом по плотной ряби строчек. — Видел Майера?
— Только что.
Хелмс кивнул и отложил газету.
— Этим иностранцам можно только позавидовать. Как у них все просто. Никаких выборов, никаких партий. Следует признать, что монархия — гораздо более совершенный механизм управления обществом, чем демократия. Но зато несовершенство наших институтов подталкивает нас к поиску новых решений. Мы не стоим на месте, мы развиваемся, вот в чем наше преимущество. Ты уже принял решение? Будешь участвовать в выборах?
— Сначала надо взвесить мои шансы, — ответил Мэнсфилд, опускаясь в кресло напротив и закуривая сигару. — Мне бы не хотелось начинать политическую карьеру с поражения. Если бы выборы проходили в городе, или хотя бы в округе, где меня каждая собака знает, я бы не сомневался. Но штат — это совсем другой уровень…
— Брось. Механика везде одна и та же. Что в городе, что по всей стране. Раскрою тебе секрет. Есть люди, которые всегда голосуют за демократов. Есть люди, которые всегда голосуют за республиканцев. Их примерно равное количество. Но есть еще и те, кому все равно. Они-то и решают, кто выиграет. Понимаешь? Получается, что политику определяют те, кому на эту самую политику наплевать. Ну, а раз им все равно, за кого голосовать, то почему бы не за тебя?
— Почему же именно за меня? — недоверчиво спросил Мэнсфилд.
— Потому что ты первым придешь к ним. Пока другие кандидаты будут носиться по своим сторонникам, и будут спорить со своими противниками, ты просто придешь к тем, кому на все наплевать. Ты придешь первым. И скажешь: «Вы плевали на политику, а политика плюет на вас. А я не политик, я такой же, как вы. И я хочу, чтобы в политике было побольше таких простых парней, как мы с вами». Ну, или что-то в этом духе. Детали зависят от местности. В округе, где живут бывшие конфедераты, ты будешь петь одни песни, в округе с ирландцами — другие. Это мы еще все подгоним под местные условия.