Динамит пахнет ладаном
Шрифт:
— … девчонки меня учат, а я — их. Знаешь, как будет «здравствуй»? «Маруаве». Красиво, да? Они вообще очень красивые. Совсем не такие, как я думала. Но скажи мне, почему они называют себя женами Джошуа? Он спит только с Кэтрин, и сыновья у него только от нее. Или я что-то неправильно понимаю?
— Старый он стал, вот и угомонился. Раньше у него еще была Лайза. И Тотоми была, молоденькая.
— Лайза? Тотоми? Но их здесь нет.
— Умерли. Осталась только Кэт. А остальные жены — это вдовы. Их мужья погибли, или спились, или от болезней
— Наверно. Но я бы так не смогла. Если б у тебя была еще какая-нибудь Лайза… — Она схватила его за горло. — Признавайся, чьи сапоги ты мне тогда подсунул? А?
— Надеюсь, ты их не выбросила?
— Хотела. Ну, так чьи они?
Он встал и, сняв с гвоздя старую шинель, накинул ее на плечи. Подошел к полке, где хранил запасы табака. Выбрал одну из трубок, что висели рядом на стене. Раскурил ее и сел на лавку, запахнувшись в шинель.
— Хорошо, что ты не выбросила те сапоги, — сказал он. — Хоть что-то осталось. У меня ведь теперь ничего нет. Ни дома. Ни всего, что было в доме. Вот так. Я теперь нищий, Вера. Босяк.
— Что случилось? Пожар?
— Вроде того. Я дернул за хвост змею. Огромную змею. Мне с ней не справиться.
То ли от ранения, то ли от усталости, но табак подействовал на него сильно, будто в первый раз. Голова закружилась, и он прижался спиной к стенке, чтобы не потерять равновесие.
— Я думал, что после Денвера они от нас отвяжутся. Думал, что всех перебил. А они, как в сказке — одну голову отрубишь, три вырастают. Их целая армия. Обложили со всех концов. И бежать некуда.
Вера поднялась, оправив длинную рубашку. Налила в кружку морсу из кувшина и жадно выпила.
— Иссушил ты меня, Паша. Все внутри горит, так иссушил. Как я молилась о тебе! Со слезами, без слов молилась, как в детстве за отца… Хочешь пить? Попей, тебе полезно.
Она села рядом с ним, обеими руками поднеся кружку. Морс был такой кислый, что скулы сводило. Но Орлов мог и не такое принять из ее рук.
— Некуда бежать, говоришь? Ну, и не надо бежать. Тебе отлежаться надо. Поспи. А к утру что-нибудь надумаем.
— Сказочница ты моя, — усмехнулся он. — Ты еще скажи, что утро вечера мудренее. И превратись в царевну-лебедь.
— В кого я только не превращалась, — ответила она. — Где тебе постелить?
— Там же, где и тебе.
— Значит, здесь. Ты ложись, а у меня еще дел невпроворот.
Через два дня Джошуа Кливленд вернулся из Сан-Антонио. Он ездил туда навестить сына, который учился на юридических курсах. Обычно после визитов в большой город Джошуа привозил с собой полный фургон подарков. На этот раз он вернулся на поезде, потому что очень спешил, а с фургоном отправил одного из сыновей.
Причиной такой спешки послужили дурные вести, которыми ему не терпелось поделиться с другом.
— Лучше бы я не умел читать! — воскликнул индеец, бросив газеты перед Орловым. — Где моя былая смелость? Почему я не вырвал язык тому, кто написал такое?
— Не осуждай журналистов, — сказал Орлов, просматривая заметку о своей смерти. — Они пишут то, что им прикажут.
— Зачем ты мне это сказал? Теперь я должен вырвать яйца тому, кто приказал написать такое!
— Хорошая идея.
Джошуа привез разные газеты, которые издавались для разной публики. У них и слог был разный, но суть заметки от этого не менялась. А суть была в том, что наконец-то, после долгих поисков, на заброшенной шахте были обнаружены тела двух последних жертв ограбления бронированного пульмана. Рейнджер Пол Орлофф и арестованная Ребекка Роджерс каким-то образом избежали участи остальных пассажиров злосчастного вагона. Им удалось скрыться от грабителей. Но, страдая от ранений, полученных во время нападения, они не смогли уйти достаточно далеко. Истекая кровью, несчастные добрались до старого прииска и остановились там, надеясь на помощь. Но помощь пришла слишком поздно. По заключению судебных медиков, Орлофф и миссис Роджерс скончались от потери крови примерно через сутки после инцидента. Тела были сильно повреждены хищниками и птицами, и опознать их удалось только по одежде и личным вещам.
— А кто такая миссис Роджерс? — спросил Кливленд. — Неужели…
— Да. Так они называли Веру.
— Ты ей покажешь это?
— Конечно.
— Я бы не стал. Ведь всё это ложь. Зачем человеку знать неправду? Все равно что глотать камни.
— С такими мелкими камешками она справится легко.
— Я привез для тебя костюм, — сказал Джошуа. — Самый приличный. Сын подбирал сам, как для себя. Ты будешь одет, как адвокат.
— Спасибо, но зачем?
— Неужели ты собирался явиться на свет в этом наряде?
Орлов оглядел себя:
— Наряд как наряд. Ты сам мне дал эту одежду.
На нем были широкие замшевые штаны на подтяжках и синяя рубаха с тщательно заштопанными дырками от пуль.
— Хочешь меня опозорить? Я приведу тебя в мэрию, и все скажут, что я бросил тебе свои обноски! Ты этого хочешь?
— Что мне делать в мэрии?
— А где еще ты сможешь заявить о том, что жив? Ну, впрочем, мы можем поехать и в Сан-Антонио. А еще лучше сразу в Остин, к губернатору! Да, мы поедем в Остин! А к костюму мне дали еще дюжину разных рубашек. Если ты не возражаешь, лишние я раздам своим мальчикам. Ты же не наденешь сразу дюжину?
— Брат, ты когда в последний раз ставил капканы? — спросил его Орлов.
Индеец внимательно посмотрел на него, перевел взгляд на газеты и снова глянул на Орлова, но уже по-другому.
— Они только и ждут, что я появлюсь, — сказал капитан.
— Да. Я понял. Не продолжай. Но кого же нашли там, на прииске?
— Думаю, что никого не нашли. Думаю, что журналистов пригласили в ресторан, хорошо угостили и рассказали жуткую историю про два истерзанных трупа. А могли и без ресторана обойтись.