Динарий кесаря
Шрифт:
Внимательно просеивая взглядом пассажиров, с трудом пробиравшихся с багажными тележками между плотными рядами встречающих, Маркиз испытывал давно забытое чувство стыда за свой город. Один из прекраснейших городов Европы, Петербург встречал своих гостей аэровокзалом, напоминающим железнодорожную станцию в Урюпинске или Новоржеве. Понятно, что в те годы, когда строился этот аэропорт, международные рейсы, связывавшие Ленинград с другими городами планеты, можно было пересчитать по пальцам, и большой международный аэровокзал казался излишней роскошью, но с тех пор многое изменилось,
Эти грустные и непатриотичные мысли не отвлекали Леню от его основного занятия.
Он внимательно перебегал глазами по лицам пассажиров.
Загорелые отпускники из Шарм-эльШейха резко контрастировали с бледными, изможденными бесконечной зимой петербуржцами. Надменные ухоженные швейцарцы осторожно лавировали в разноязыкой толпе, стараясь не поцарапать дорогие самсонайтовские чемоданы. Толстые деловые немцы жизнерадостно улыбались встречающим, показывая всем своим видом, что они не боятся трудностей и суровая северная страна не запугает их своими знаменитыми морозами. Русские туристы из Парижа прижимали к груди многочисленные пакеты из «Тати» и «С amp;А» и высматривали в толпе встречающих своих родственников, которым эти пакеты предназначались.
Лола несла вахту неподалеку, так же внимательно изучая взглядом густую толпу пассажиров.
Наконец между двумя жизнерадостными полными краснощекими немками среднего возраста мелькнула длинная холеная физиономия, хорошо знакомая Маркизу по присланному Лангманом фотопортрету. Одновременно в кармане у Лени темпераментно запищал мобильный телефон. Не сводя глаз с Лоусона, Леня поднес телефон к уху.
– Вижу нашего австралийца, – негромко произнес в трубке озабоченный голос Лолы.
– Я тоже, – подтвердил Маркиз. – Садись ему на хвост, выясни, куда он поедет. Я буду ждать его брата.
Боковым зрением Леня отметил, как за высоким австралийцем, неторопливо направившимся к автостоянке, скользнула легкой тенью Лола, одетая в неприметную бежевую куртку с опущенным на глаза капюшоном. За Лоусона он был спокоен, в том, что касается наружного наблюдения, Лола была бесподобна.
Сам Маркиз сосредоточился на выходящих из таможенной зоны пассажирах, боясь пропустить второго австралийца.
Вот уже прошли немногочисленные пассажиры парижского рейса, постепенно убывал ручеек степенных швейцарцев. Только жизнерадостные хорошо отдохнувшие пассажиры египетского самолета все еще выходили из дверей терминала поодиночке и оживленно беседующими группами.
Группа из Ганновера, кажется, прошла уже вся. Неужели, думал Леня, он пропустил подозрительного родственника мистера Лоусона? А может быть, его и не было на этом самолете, может быть, Лоусон прилетел в Россию один? Но ведь Лангман точно установил, что австралиец оплатил своей кредитной картой два билета на рейс Ганновер-Петербург!
В толпе пассажиров египетского рейса, щеголяющих среди сырой петербургской зимы свежим африканским загаром, мелькнуло лицо, отмеченное печатью другого солнца. Если отпускники из Шармэль-Шейха были покрыты недолговечным курортным загаром, который
Маркиз сделал стойку.
Мимо него, печатая шаг, как бравый сержант-сверхсрочник, шагала широкоплечая тетка лет пятидесяти с густой копной ярко-рыжих волос и мощным необъятным бюстом, лихо обтянутым свитером грубой домашней вязки.
Леня разочарованно отвел взгляд от тетки. Мало ли у кого бывает настоящий южный загар!
И тут эта лихая гренадерша очень характерно дернула головой. Так, как будто ей был очень тесен воротник. Или так, как будто ей все еще мешал жить шрам от удара ножом, полученный пять лет назад в австралийской тюрьме.
Леня вздрогнул, как будто на него вылили ушат холодной воды, и во все глаза уставился на гренадершу. А почему бы и нет? Рост вполне соответствовал описанию лоусоновского братца – Маркиз быстро пересчитал футы и дюймы в привычные сантиметры, глаза, правда, карие, а не голубые, но цветные контактные линзы можно купить в любом газетном киоске, а что касается пышной рыжей шевелюры и тяжеловесного бюста, то тут и говорить нечего…
Поток пассажиров явно заканчивался, и Леня, больше не раздумывая, устремился вслед за загорелой теткой.
На стоянке такси возле аэропорта гренадерша села в первую попавшуюся машину (Леня знал, что дежурившие здесь частники сбились в монолитную банду, чужих в Пулково не пускают и дерут с пассажиров, особенно иностранцев, немыслимые деньги).
Маркиз пристроился в хвост синему «опелю» с австралийской тяжелоатлеткой. «Опель» миновал станцию метро, проехал еще немного по Московскому проспекту и неожиданно для Маркиза остановился перед небольшим кафе «Джон Сильвер». Австралийка вышла из машины, захлопнула дверцу и вошла в кафе. Леня припарковался неподалеку, убедился, что «опель» уехал и последовал за смуглой южной леди.
Интерьер кафе в какой-то степени соответствовал названию: низкое помещение с закопченными кирпичными сводами было декорировано бочонками (то ли с ромом, то ли с порохом), ржавыми якорями, просмоленными канатами, огромными темными досками, изображавшими, должно быть, обломки кораблей. За стойкой, украшенной корабельным штурвалом, величественно возвышался здоровенный бармен в простреленном камзоле поверх тельняшки, в мятой треугольной шляпе и с черной повязкой на одном глазу. Маркиз ничуть не удивился бы, если б увидел под стойкой деревянную ногу.
На плече у бармена сидел попугай, и Лене на какой-то момент показалось, что это Перришон.
Бросив вокруг быстрый осторожный взгляд, Маркиз успел заметить, как австралийская тяжелоатлетка с удивительной для ее габаритов подвижностью юркнула в дверь с буквой «ж».
Не выпуская эту дверь из поля зрения, Леня подошел к стойке бара и попросил у одноглазого пирата стакан сока.
– Р-ром! Р-ром! Бер-ри р-ром! – неодобрительно проорал попугай на плече у бармена.
– Рад бы, да за рулем! – виновато ответил Леня настырной птице.