Династия Рокфеллеров
Шрифт:
Вот образец этой переписки. «Мой дорогой сенатор, появился еще один очень неприятный законопроект. Он настолько же возмутителен, насколько и смешон. Необходимо присмотреть за ним, и, я надеюсь, будет нетрудно его прикончить». А вслед за тем: «Дорогой сенатор, в соответствии с нашим соглашением я пересылаю Вам чек на Ваше имя на 15 тысяч долларов». Эти письма были отправлены в феврале-марте 1900 г. А спустя два года аналогичная ситуация возникла по поводу другого законопроекта, который Арчболд называл «неоправданно строгим и даже злым». На этот раз положение серьезнее и соответственно сумма взятки значительнее. «Мой дорогой сенатор, — писал Арчболд, — отвечая на Ваше письмо от 25, мне доставляет удовольствие переслать чек на 50 тысяч долларов в соответствии с нашим соглашением. Ваше письмо точно излагает обстоятельства, и я надеюсь, что дело будет успешно завершено».
Это были вопиющие факты. Но сколько таких же или еще более вопиющих фактов оставалось неизвестными! Ведь то, что обнародовал Херст, — всего лишь случайные, разрозненные документы, полученные из канцелярии Арчболда — одного из директоров
Факты, о которых шла речь в письмах Арчболда, относились к периоду 1898—1904 гг. Редакция газеты их получила в 1903—1904 гг. А опубликованы они были только в 1908 г. Впоследствии Херста не раз спрашивали, почему он продержал столь ценные документы много лет под сукном. Херст отвечал, что сам увидел их только накануне. Однако в дальнейшем выяснилось, что он знал о них с самого начала. Тогда же он просил передать Уинфилду и Стампу, что они «делают важное общественное дело», но потом задержал опубликование документов, выжидая выгодного момента. Такая ситуация наступила во время предвыборной кампании 1908 г., на которую сам Херст возлагал определенные расчеты. Обладатель коллекции разоблачительных документов решил, что это и есть самое удобное время — бросить их в котел политической борьбы. Впрочем, эффект оказался довольно скромным. Правда, Форекер сразу потерял шансы быть выдвинутым кандидатом на пост президента. Но в остальном, если говорить о влиянии на предвыборную кампанию 1908 г., публикация переписки Арчболда прошла бесследно.
Эта история была в высшей степени показательной. Она демонстрировала характер выступлений против трестов. Ибо то, что проявилось в сравнительно небольшом эпизоде, поведении Херста, было свойственно и всему антитрестовскому движению. Критика трестов служила средством политической борьбы между различными буржуазными группировками, отличаясь крайней непоследовательностью. Это в равной мере относилось и к антитрестовской политике. На протяжении десяти лет после принятия закона Шермана в Америке было предпринято 18 судебных процессов. Но все они оказались безрезультатными. Особенно формальный характер приобрел контроль за действиями монополий при Мак Кинли. В этот период возникло наибольшее количество новых монополистических объединений. Они росли буквально как грибы. В то время как давление на тресты заметно ослабло, предприниматели добились того, что к последним приравняли рабочие организации. Закон Шермана преследовал действия, нарушающие торговлю между штатами, и к таковым стали причислять забастовки. Каким бы невероятным это ни показалось, антитрестовский закон использовали для борьбы с рабочим движением. Тем не менее очень скоро вопрос о трестах снова всплыл в качестве одной из самых острых политических проблем.
К началу XX в. в Соединенных Штатах оформилось антитрестовское движение. Во главе него стали «разгребатели грязи» — группа писателей и журналистов, выступивших с разоблачительными статьями и книгами против монополий.
Зачинателем этого движения был Г. Д. Ллойд, выпустивший в 1894 г. книгу, изобличающую действия «Стандард ойл». Она называлась «Богатство против народа». «Свобода и монополия несовместимы», — писал Ллойд. По своим убеждениям он был социалистом и не верил в возможность ограничения деятельности трестов. «До тех пор, пока контроль над жизненно необходимыми продуктами остается в руках частных лиц, — заявлял Ллойд, — они будут регулировать нас, а не мы их». По общественному резонансу произведения Ллойда даже сравнивали с «Хижиной дяди Тома» Г. Бичерстоу. Действительно, эта книга получила широкое распространение и большую известность.
Десять лет спустя известный американский журнал «Мак Клюрс» поместил серию статей Айды Тарбел, объединенных впоследствии в двухтомную «Историю Стандард ойл К°». Даже после разоблачений Ллойда появление этой книги произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Тарбел родилась и выросла в нефтепромышленном районе Пенсильвании. Ее отец враждовал со «Стандард ойл» и участвовал в кампаниях бойкота против Рокфеллера. Ее брат стал одним из руководителей соперничавшей с Рокфеллером фирмы. Таким образом, традиции семьи предопределили эмоциональную настроенность писательницы. А ее профессиональная подготовка — занятия историей в Сорбонне и Коллеж де Франс — обеспечила надлежащий уровень исследования. Она сотрудничала в редакции журнала и уже выпустила две книги. Но настоящую известность Тарбел получила, выпустив третью — о Рокфеллере. Три года она потратила на сбор материала. Через ее руки прошли протоколы судов и законодательных собраний, подлинные документы разных фирм и объединений, свидетельства газет и журналов. Тарбел встречалась со многими участниками событий. Она бывала и на Бродвее 26, в деловой резиденции Рокфеллера. Когда директор «Стандард ойл» Г. Роджерс узнал о том, что Тарбел занята подготовкой книги, он пригласил ее посетить правление треста. «Можно ли что-нибудь сделать, чтобы приостановить это?», — спросил Роджерс. «Ничто в мире», — ответила Тарбел. Все-таки руководители «Стандард ойл» не теряли надежды добиться расположения журналистки. Ее гостеприимно встречали, разговаривали и даже выделили в штаб-квартире «Стандард ойл» отдельный стол для занятий. Но когда из печати вышла первая статья, Тарбел перестали принимать.
Публика зачитывалась разоблачительными статьями. Далеко не все желающие могли купить журнал. Его расхватывали немедленно по поступлении в продажу. Таким же спросом пользовались и другие произведения «разгребателей
«Разгребатели грязи» действовали смело. Но их цели были ограничены. Никакой позитивной программы преобразований они не имели и радикальных перемен в американском обществе не искали. Их протест выражал недовольство мелкобуржуазных слоев, страдавших от засилия трестов. В 1899 г. возникла даже «Антитрестовская лига». Два года спустя она обратилась к генеральному прокурору США с петицией, требуя обуздать монополии. Но настоящей массовой поддержки это обращение не получило. Организованные рабочие участия в движении не принимали. А американские социалисты заявляли даже, что уничтожение трестов или установление над ними контроля нецелесообразно. Игнорируя марксистское учение о классовой борьбе и задачах революционного преобразования общества, они ссылались лишь на то, что монополии — «есть неизбежная стадия экономического развития».
Все это, естественно, влияло на характер антитрестовских выступлений в США, отличавшихся слабостью и непоследовательностью. Но даже этот слабый протест заставлял серьезно призадуматься. И хотя рабочее движение не было заострено против трестов, его возросшая активность в тот период также оказалась одной из причин постоянного беспокойства. Многие находили в этом симптомы грядущих социальных потрясений, призывая ограничить действия трестов, чтобы избежать революции. Газета «Бостон Гералд» выражала опасение, что, если этого не сделать, социализм может показаться «меньшим злом». А филадельфийская «Ивнинг Телеграф» высказала тревогу по поводу возможности «самых серьезных социальных и политических потрясений, какие когда-либо знала современная история». Страх захватил и правящие верхи Америки.
В этой обстановке к власти в Соединенных Штатах пришел Теодор Рузвельт, выступивший с целой программой «антитрестизма». Он стал президентом в силу случайности. 6 сентября 1901 г. на выставке в Буффало выстрелом террориста был убит президент Мак Кинли, и, согласно конституции, вице-президент Рузвельт занял его место. С другой стороны, появление Рузвельта на политической сцене было вполне закономерно. Его критические замечания в адрес трестов были хорошо известны. Но они носили такой характер и сочетались с такими политическими качествами, что Рузвельт стал просто необходим правящему классу. Мотивируя решение выдвинуть его в большую политику, один из республиканских боссов объяснял, что Рузвельт был «форменным быком в фарфоровой лавке», но, когда нужно, становился «очень даже нормальным». Это умение понять обстановку, способность к политическому компромиссу и содействовали выдвижению Рузвельта. Он был лихим наездником и произносил жаркие речи, завоевывая популярность среди избирателей. Но для тех, кто вершил судьбами политики, главным было другое. Когда в 1900 г. руководство республиканской партии остановило свой выбор на Рузвельте, выдвинув его кандидатом на пост вице-президента, оно сделало это, чтобы дополнить прямолинейного Мак Кинли более гибкой фигурой. Не все одобряли это решение. И, в частности, представлявший интересы Рокфеллера Ханна был против. «С избранием Рузвельта, — говорил он, — между этим сумасшедшим и президентством будет лишь одна человеческая жизнь». Его слова оказались пророческими. После смерти Мак Кинли Рузвельт въехал в Белый дом. «Смотрите, — воскликнул Ханна, — этот проклятый ковбой — президент Соединенных Штатов».
Да, Рузвельт стал президентом. К этому он давно стремился. Еще избираясь губернатором Нью-Йорка, Рузвельт доверительно признался известному публицисту и политическому деятелю У. Уайту, что для него этот пост является лишь промежуточной ступенью. «Он не хотел быть губернатором Нью-Йорка, — вспоминал Уайт. — Он хотел быть президентом Соединенных Штатов». Знал ли об этом Ханна? Безусловно, знал. Знал и боялся, что Рузвельт добьется своей цели. Но противостоять этому не сумел.
В день смерти Мак Кинли, встречая Ханну, приехавшего проститься с телом покойного, Рузвельт спустился с крыльца, протянув ему руки. Партийный босс обещал поддержку, если президент будет проводить прежнюю политику. «Я уверен, что вы дадите мне знать, если я смогу быть чем-то полезен вам», — заявлял Ханна. Однако в глубине души он продолжал питать к нему чувство глубокой антипатии. Только случайная смерть Ханны в результате тифа в начале 1904 г. избавила Рузвельта от серьезного соперника на предстоящих президентских выборах. Республиканский босс всерьез обдумывал возможность выдвижения собственной кандидатуры, чтобы, как писала тогда пресса, «перестать делать президентов и стать самому президентом».